ДМИТРИЙ КРЮКОВ
-ХРОНИКА ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ-




    Часть 4
ХАФРОДУГ. ВАХСПАНДИЯ.


   
   Глава первая.
   
   Со дня Хафродугского сражения прошла неделя. Принц Удгерф отступил на север в Морфин, где остановился, перекрыв Гостомыслу дорогу в глубь королевства. Впрочем, бессмертный и не думал продолжать наступление. Он потерял в битве треть армии и надолго завяз под Хафродугом.
   Гостомысл дал солдатам семь дней отдыха. На восьмой был назначен штурм.
   Варвары под прикрытием колдунов устремились на город. Вахспандийцы встретили их мужественно. Они дрались самоотверженно, с дикой радостью и упоением, и даже мертвые, падая, раскрывали руки, пытаясь увлечь за собой как можно больше врагов... Несмотря на магическую поддержку, штурм был отбит.
   Гостомысл видел, как тают его силы, но твердо знал, что столица падет. В волшебном кристалле отражались ее переполненные брошенными телегами улицы, храмы с пылающими кровью закланных быков алтарями, королевский дворец-замок и Ульриг Третий, мечущийся по пустынным коридорам. Вахспандийский король уже не чувствовал себя правителем. Он понимал, что его сын не выполнил своей задачи, что Хафродуг брошен и что оборона всецело легла на плечи самих жителей.
   На девятый день Гостомысл вновь отдал приказ о начале штурма. Варварам удалось разбить Южные ворота, но за этим препятствием их поджидали всадники на сомми. Кочевники на своих легких лошадях напрасно пытались задержать паскаяков: их смяли. Впрочем, этот удар был нанесен последним отрядом, остававшемся у Ульрига.
   Ночью обороняющиеся попытались загородить проем разбитых ворот, однако варвары, подкравшись в темноте, мешали строителям стрельбой. Защитникам удалось создать лишь ненадежную баррикаду из досок, разбитых телег и прочего хлама.
   Утром людские колдуны размели завал. Все ночные труды горожан оказались напрасными: улица, ведущая от Южных ворот в глубь Хафродуга оказалась незащищенной. По временам, когда на ней появлялся кто-нибудь из вахспандийцев, колдуны для острастки пускали огненные шары. Загорались дома, и таял снег. Однако ветра не было, и пожар не распространялся на соседние кварталы. Соммиты вынуждены были отойти из простреливаемых районов к центру города. Ворота осталась охранять лишь горстка лучников, затаившихся в завалах развороченных стен.
   Гостомысл дал приказ о начале штурма. Кочевники и варвары понеслись к городу. Защитники выпустили стрелы. Они стреляли часто, снимая людей, карабкающихся к ним по скользким ото льда камням. Паскаяки стреляли до последнего, в упор, пока варвары не наваливались на них, не облепливали со всех сторон... Южные ворота и стена, прилегавшая к ним, были взяты. Приближенные поздравляли Гостомысла с победой.
   Люди постепенно занимали городские кварталы. Паскаяки обороняли каждый дом. Их жены помогали им. На крупных площадях происходили схватки между кочевниками и соммитами. Всадники на сомми были по-прежнему сильны, но их оставалось мало: на каждого приходилось по десять-пятнадцать нападающих.
   От потерь люди зверели и уничтожали все движущееся.
   
   Антимагюрский посол Элвюр загодя забаррикадировался в здании посольства и уже три недели как не показывался на улице. Измученный и бледный, он иногда подходил к окну, осторожно приподнимал портьеру, выглядывал краем глаза на пустынную улицу с брошенным крестьянским скарбом. Когда появлялись солдаты, посол быстро отступал в глубь комнаты, боясь, что его заметят. Чувство безотчетного страха подчинило в нем все остальные мысли, и он вздрагивал даже, когда слуга заходил в кабинет с подносом еды. Успокоительное больше не помогало, и сознание собственной незащищенности все более тяготило Элвюра. Он - гражданин Антимагюра - правового государства, фаворит графа Роксуфа! Почему тогда ему не помогут, не эвакуируют, не увезут подальше от этого кошмара? Смутно Элвюр постоянно надеялся на чудо, что приедет отряд из Антимагюра и проводит его на родину, что Гостомысл Ужасный, уведомленный графом Роксуфом, возьмет его под свою опеку. Однако, как только за окном слышался шум, посол подскакивал, хватался за заряженный пистолет, напряженно вслушиваясь: "Идут или нет?" - а когда шаги затихали вдали, успокаивался. Он был близок к умопомрачению.
   
   Свеча одиноко горела на столе. Элвюр лежал на диване. Рука свесилась вниз. Рядом покоился заряженный пистолет, с которым посол не расставался ни на минуту. За окном раздавались раскаты далеких взрывов - колдуны Гостомысла начали осаду замка, в котором засел Ульриг. Стекла посольства часто дрожали, словно в страхе, что случайный разряд молнии разобьет их. Однако бой проходил за несколько кварталов, и Элвюр настолько привык к его монотонному шуму, что спал.
   Вдруг мелкая дрожь стекл обратилась в грохот. Подхваченные ночным ветром, ворвавшимся в комнату, осколки со звоном осыпались на пол. Посол вскинулся, спросонья судорожно ища под рукой рукоять пистолета.
   Портьеры натянулись тяжелыми парусами, дернулись, и, высвободившись из них, посреди кабинета выросла могучая фигура паскаяка. Элвюр нащупал пистолет, вздернул дуло кверху, но тут же уронил - паскаяк ловким движением обезоружил антимагюрца, улыбнулся:
   -Доброго здравия!
   Элвюр уставился на гостя:
   - Хинек, если не ошибаюсь?
   -Не ошибаетесь.
   Герой посмотрел на оружие, повертел его в здоровенных лапах, нажал на курок.
   -Осторожнее! - Элвюр зажмурился, ожидая выстрела, но его не последовало. - Осечка?
   - Чего? - не понял Хинек.
   -Милейший, не могли бы вы возвернуть эту вещь мне. Так она будет в большей сохранности.
   -Пожалуйста, - паскаяк великодушно протянул антимагюрцу пистолет, огляделся по сторонам. - Поесть бы. Я с утра ничего не ел, так что вы не обессудьте.
   -Да, да, конечно, милейший. Присаживайтесь, - Элвюр неопределенно махнул рукой, затем встал, подошел к дверям и позвал слугу.
   Хинек, не найдя в комнате ни одного крепкого табурета, водрузился на стол, подмяв посольские документы. Элвюр повернулся к нему, с неудовольствием поджал губы, но, ничего не сказав, сел.
   Окно было разбито, и комната остужалась. Снег, сброшенный ветром с подоконника, устилал пол. Посол зябко поежился.
   - Холодно? - участливо спросил Хинек. - Ничего. Я сейчас по морозцу пробежался. Мне так даже жарко.
   Он скинул с себя меховой плащ, оставшись в одной рубахе, повел широкими плечами.
   -Варваров в городе полным- полно - тошно смотреть. Пробрался, ухлопал пятерых на лошадяках, чтобы не радовались. А-то колдуны у них, так они и наглеют, гады.
   -Да, да, - Элвюр бессмысленно кивал головой, с неудовольствием поглядывая на разбитое окно.
   Слуга принес ужин: салат в серебряных блюдах и чай в фарфоровых чашках. Паскаяк неловко взялся за белую точеную ручку, понюхал напиток и отпил.
   -Покрепче бы.
   Элвюр пренебрежительно скривился, однако приказал сделать чифирь.
   Старый слуга исполнил приказание и оставил их. Посол только теперь отложил пистолет и принялся за ужин.
   -Значит, милейший, вы совершили нападение на подданных Гостомысла Ужасного?
   -Да. Положил нескольких.
   - Знаете ли вы, что вам грозит за подобное выступление?
   Хинек взглянул на антимагюрца.
   -Смерть.
   -Ну и что? Когда герой умирает, его душа попадает в Небесный Чертог к Ортакогу и Магдонору, где его ждет довольная и сытая жизнь.
   -Это варварство, язычество, - Элвюр брезгливо поморщился.
   В присутствии паскаяка он вновь почувствовал себя увереннее, и к нему вернулось сознание превосходства над непросвещенными вахспандийцами.
   -Язычество? Ну и хорошо.
   -Как? Разве можно сравнивать столь несовершенную веру с настоящей религией, такой, скажем, как культ Четырех Святых в Антимагюре!
   -А почему нельзя?
   -Эти жертвоприношения - ужас. Омерзительно! Ваш кровожадный Ортаког ничто по сравнению с Четырьмя Святыми.
   -Ничто?
   -Конечно, ведь Четыре Святых четырежды спасли Антимагюр от жутких бедствий, а ваш "могущественный" Ортаког даже не помог Ульригу отразить натиск Гостомысла. Как показал он свою силу?
   -А почему тогда ваши Святые не вызволили вас отсюда? - Хинек пытливо уставился на антимагюрца.
   Тот промолчал.
   Заботливый, верный слуга принес шубу мерзнувшему послу. Элвюр кивнул, милостиво улыбнулся, кутаясь в теплый мех. Слуга вновь ушел.
   Свеча одиноко горела на столе, и мятежно трепетало на ветру ее пламя. Колыхались портьеры.
   -Молись своим Святым, а я буду молиться Ортакогу, и он поможет нам, - паскаяк встал. - Ладно, устал я. Сосну чуток.
   Он опустился на пол, подложил под себя плащ и растянулся во весь рост. Уже в дреме герой приподнялся:
   -Придут варвары, разбудишь.
   Откинувшись, он мгновенно заснул и, раскрыв рот, захрапел.
   Свеча погасла. Элвюр попытался прилечь на диване, но могучий храп гостя отгонял сон. Он проникал в уши, зудил, вызывая глухое раздражение. Потеряв надежду заснуть, посол вышел из кабинета. В приемной было темно и тихо, и лишь издалека по-прежнему доносился шум боя. Антимагюрец испугался темноты и поспешно вернулся в кабинет. Там было холодно и храпел паскаяк, но с ним было спокойно и не так одиноко. Он мог защитить.
   
   Стены укрепленного дворца сотрясались от громовых раскатов. Магические вспышки высекали в камне черные трещины. Огонь разметался по деревянным перекрытиям. Снег плавился и кипел, окутывая подножие крепости густым туманом.
   Ульриг выскочил в коридор, отряхивая искры с опаленной бороды, округлившимися глазами искал своих. В противоположном конце появились двое: один, с секирой, бежал, другой старался поспеть за ним, но сильно хромал и хватался за бедро. Посыпался щебень. Потолок над бегущими раскололся, прогнулся, и осыпающиеся камни безжалостными челюстями поглотили пространство коридора. Паскаяк с секирой выпростался из меловых клубов и налетел на короля.
   -Стена рухнула!
   Ульриг горестно замотал головой. Это был конец. Все разваливалось на глазах. Последние дни вахспандийской державы, образованной Крейтером Великим!
   Король, неизвестно зачем, устремился к обвалившемуся концу коридора, споткнулся об искореженные обломки плит и упал. Он не поднялся, только крепко, до боли сжал в кулаке острый щебень.
   
   Гостомысл Ужасный сидел в одном из уцелевших домов на окраине города и читал томик поэзии Зигфрида Мальнейского. Каждые полчаса приезжал гонец, который докладывал о ходе магической атаки. Бессмертный кивал, благосклонно давал прибывшему поцеловать руку, закованную в перчатку, и посылал обратно в пекло.
   Паскаяки проявляли крайнее упорство: пользуясь своим преимуществом видеть в темноте, вырезали дозорных и убивали колдунов. Не всем гонцам удавалось доехать, но магический кристалл и так сообщал Гостомылу подробный ход ночного обстрела, а дар провидения подсказывал бессмертному дальнейшие события: свободный Хафродуг доживал последние часы, утром Ульриг должен был капитулировать.
   
   - Отворяй!
   -Ломай!
   Сэр Элвюр задрожал.
   Послышались глухие удары. Антимагюрец хотел выглянуть, но боялся даже пошевелиться.
   Хинек, посеребренный налетевшим в разбитое окно снегом, лежал на полу, безмятежно посапывая.
   Дверь затрещала. Элвюр пискнул.
   Паскаяк раскрыл глаза. Звякнул вышибаемый засов. Герой мгновенно вскочил на ноги, выхватив из-за пояса короткий топор, обернулся к бледному антимагюрцу: "Выкрутимся!" - метнулся в приемную, из которой вела лестница на первый этаж.
   Хинек заметил, что вход в посольство завален мебелью, но засов уже сорван, и между дверью и стеной образовалась опасная щель, сквозь которую виднелись искореженные лица варваров. Старый, верный слуга в поношенной ливрее, с трудом водрузил стул на вершину баррикады. Варвары налегли, и груда сдерживающих их вещей медленной волной подалась внутрь комнаты. С грохотом сорвался сверху стул. Слуга растерянно опустился на пол.
   Хинек спрыгнул с лестницы, очутившись у двери. Кто-то из варваров просунул в щель копье, пытаясь раздвинуть ее. Точным ударом герой перерубил древко. Варвары сильнее налегли на дверь. Гора мебели заходила под ногами Хинека, и он спрыгнул на пол, держа в одной руке топор, в другой - стул. Слуга, раскрыв беззубый рот, наблюдал за происходящим.
   Варвары наконец раздвинули завал, и один из них, самый худой, протиснулся внутрь. Стул раскроил ему голову. Второй человек с ожесточением бросился на паскаяка, но, срезанный топором, безвольно упал. Третий выставил вперед копье и, ощерившись, стал наступать. Хинек замахал топором, отбиваясь. На него наседали уже шестеро...
   
   Cэр Элвюр пребывал в полной растерянности, сжимая во вспотевшей ладони рукоять пистолета. Снизу раздался дикий крик. Посол вздрогнул и вдруг особенно ясно осознал, что сейчас его могут убить - по-настоящему. Убить его - гражданина Антимагюра, фаворита графа Роксуфа! Это вернуло Элвюра к жизни, и он сорвался с дивана. Последняя надежда оставалась на героя Хинека.
   Посол выбежал из кабинета, запутавшись в шубе, едва не упал, скинул ее, преодолел длинную приемную и выглянул за дверь.
   Хинек стоял на лестнице, отбиваясь от наседавших на него варваров. Несколько нападавших лежали на полу в груде разломанной мебели. Среди них покоился и старый слуга. Герой дышал тяжело. Замахиваясь, он поднял руку, и посол заметил обломок копья в его груди. Удар паскаячьего топора сшиб еще одного варвара. Однако Хинек потерял равновесие и едва не упал сам. Схватившись за перила, он в последний момент удержался. Кочевничья сабля рубанула его по плечу. Элвюр понял, что герой не устоит и не защитит его. Тогда ему вспомнилось, что варвары - подданные Гостомысла Ужасного - друга Антимагюра. Почему? Какая несправедливость?! Он - гражданин правового государства - может погибнуть от союзников его же страны! Варвары, они ведь должны опознать в нем своего! Еще один удар пришелся по Хинеку. Элвюр вспомнил, как последние годы он жил при вахспандийском дворе, как унижали его грубые паскаяки. Неожиданная, исполненная страхом ненависть переполнила его, и, словно в бреду, картинно выставив вперед руку, он выстрелил в широкую паскаячью спину...
   
   Гостомысл въехал на груду камней - остатки одного из домов, остановил коня, озирая окрестности. От дворца Ульрига остались лишь несколько изъеденных огнем, почерневших башен. Кругом тлели уголья, лежали нагромождения камней, вывороченные колонны, огромные блоки стен.
   Бессмертный поправил съехавший на горле шарф, улыбнулся: "Хорошая работа". Однако за повязкой, скрывавшей его лицо, никто не заметил его радости, а сам вслух он ничего не сказал: зачем хвалить смертных, если они каждый раз норовят сделать это сами?
   Несколько варваров, сгрудившись, словно стадо вокруг пастухов, облепили двух взятых в плен паскаяков. Люди-львы шли молча, бросая на врагов хмурые, затравленные взгляды. Их вели на казнь.
   Гостомысл обратился к осужденным:
   -Где ваш король? Почему он покорным агнцем не вышел ко мне, смиряя мой гнев?
   Один из паскаяков остановился, прямо, не стесняясь, посмотрел в глаза бессмертному. Гостомысл изумился - впервые смертный смотрел на него так. Откуда ему было знать, что после этой ночи паскаяк больше не боялся смерти. Ни слова не говоря, осужденные прошли дальше.
   Вдруг Гостомысл заметил в сотне шагов от себя отряд вахспандийцев, вынырнувший из-за развалин. Паскаяки шли твердо, обреченно, ни на что не надеясь, выставив вперед оружие. Во главе следовал уже немолодой воин с широким, открытым лицом. Зеленые, глубоко запавшие глаза его горели бесстрашно, с мертвым запалом.
   Бессмертный понял - это Ульриг, и тронул поводья. Конь медленно понес его к надвигавшимся паскаякам, однако глупые варвары преградили своему властелину дорогу, думая защитить его от горстки отчаявшихся, тем самым снискав себе славу. Гостомысл неотрывно смотрел в полыхающие глаза Ульрига. Паскаяк глядел в сузившиеся, стиснутые повязкой глаза бессмертного. Гостомысл ударами плети расколол толпу людей, выдвинулся вперед, оставшись один перед паскаяками.
   -Да пребудет мир!
   Ульриг замедлил шаги, остановился.
   -Блаженный мир лучше войны!
   -Мир, - Ульриг вложил меч в ножны.
   -Мир! Мир! - загрохотали голоса людей и паскаяков.
   
   После Хафродугского сражения Удгерф укрепился в Морфине - крупном городе к северу от столицы. Сохранив за собой шесть тысяч воинов, он в состоянии был удержать все пути в глубь королевства. Через несколько дней стало ясно, что Гостомысл не собирается двигаться вперед, пока не покорит Хафродуг. Это дало вахспандийской армии время на восстановление.
   Удгерф жил в Морфинском замке. Он с жадностью встречал и слушал гонцов и простых беженцев из столицы. Во многом рассказы их были сбивчивы и не вносили никакой ясности, а лишь запутывали принца. Окружение наследника понимало это.
   Дельфера робко заглядывала в покои мужа. Он сидел, задумчиво глядя в узкое окно, на юг, туда, где в нескольких днях пути погибала столица.
   -Не мучайся так, тебе вредно волноваться, - она ласково гладила его по плечу. - Ты сделал все, что мог. Уже ничего не изменить.
   -Не изменить? - Удгерф вскидывал на нее неверящие глаза. - Откуда ты знаешь?
   -Такова воля Ортакога. Прими ее. Не убивайся так. Ты же раненый. Это повредит твоему здоровью. Отдохни.
   -Кто я: размазня или воин? За кого ты меня принимаешь? - он вдруг вспыхивал, грубо стряхивал руку жены со своего плеча. - Я, надежда Вахспандии, должен отдыхать? Прозябать? Уйди! Не мешайся с дурацкими советами!
   Дельфера уже привыкла и, ни слова не говоря, спешила удалиться.
   Так проходили дни. Принц становился все более непредсказуемым. Холодная замкнутость вдруг сменялась вспышками гнева. Неудача в Хафродугском сражении и раны, ослабившие здоровье, сильно повлияли на его характер.
   
   Антимагюр - самое технически развитое государство мира - располагалось на Вилурском архипелаге. Континентальные же его владения сводились к одному городу - Фгеру - на самом востоке Северного Континента.
   Фгер лишь недавно стал колонией Антимагюра. До того там жили варвары. Технологическая мощь Антимагюра позволила без особого труда выбить их с прибрежной полосы, но вокруг остались дикие земли, и удержать завоеванный успех было тяжело. Однако государству нужна была континентальная база. Она сразу приближала Антимагюр к арене мировых событий и делала его голос весомым и значимым в хоре других стран, что было особенно важно в связи с началом войны. Потому на пост коменданта Фгера и распорядителя континентальных земель король Малькольм назначил самого графа Роксуфа, исполняющего обязанности вице-короля.
   За три года, которые Роксуф провел во Фгере, удалось наладить хорошую оборону, связь с Вахспандией, которая располагалась на северо-западе и с княжеством Парзи - на юго- западе. Варварам приходилось мириться с новым опасным соседом.
   
   В Антимагюре известие о взятии Гостомыслом Хафродуга было встречено с величайшей радостью. Особенно - во Фгере. Улицы города были празднично убраны флагами и гирляндами. Огромные толпы народа, приветствуя друг друга, обнимаясь, как при победе, направлялись в центр, к графской резиденции. Заполнив всю площадь перед дворцом, они, сдерживаемые стенами, заволновались, ожидая появления своего правителя.
   На балкон величественно вышел худой, подтянутый человек в дорогих сверкающих одеждах.
   -Граф Роксуф! Светлейший! Ура!
   Он поднял руку, и крики, достигнув своей наивысшей точки, послушно осыпались. В наступившей тишине человек на балконе всецело поглотил внимание окружающих. Тысячи взоров с обожанием остановились на его красивом нервическом лице с повязкой, закрывавшей правый глаз, который Роксуф потерял в молодости, когда еще служил в гвардии. Губы графа дрогнули:
   - Сегодня великий праздник! Храфродуг пал под ударом нашего союзника Великого Гостомысла! Коварные враги думали объединиться и уничтожить Королевство Трех Мысов, а вместо того сами понесли поражения. Хамрак выбит из Фортейдена, принц Удгерф вынужден бесславно жаться на пустынном севере. Старый враг Вахспандия повержен и больше не поднимется с колен! Ура!
   -Ура! Ура! - неистово загудела толпа.
   
   Удгерф поднялся, хватаясь руками за раненый бок, зашагал навстречу прибывшему из Хафродуга разведчику.
   -Как там? Держатся? - В голосе его звучала слепая надежда.
   Приехавший замотал головой:
   - Конец. Король сдался.
   -Пятка Крейтера! - принц саданул рукой о стену.
   Печально загудели балки, но их плач быстро стих. Удгерф облизал пересохшие губы.
   -Как это было?
   -Защищались до последнего, пока не был уничтожен королевский дворец. Из всего войска уцелело не более двух десятков воинов. Погибли в неравной схватке многие прославленные герои: Фискен, Хинек...
   - Хинек?! - Удгерф дернулся. Вскипевшая в боку боль выжала из него хриплый крик.
   -Осторожнее, ваше высочество, - разведчик подскочил к принцу, поддержал.
   Покачнувшись, наследник обессилено опустился в кресло.
   -Хорошо. Как он погиб?
   -Убит в антимагюрском посольстве.
   -Сволочи! Я знал - надо всегда остерегаться людей. Смерть бродит там, где они.
   
   В роскошном графском дворце во Фгере отмечали победу Гостомысла Ужасного над королем Ульригом. Тысячи свечей освещали огромные анфилады залов, отражались в начищенном до блеска паркете. Деловито сновали важные слуги в богатых ливреях, и в такт им вышагивали на полу перевернутые их отражения. В саду готовились к проведению праздничного фейерверка. Граф Роксуф не скупился. Он мстил за обиду, за позор, который потерпел Анти- магюр под Хал-мо-Готреном.
   Гости, все знатные вельможи, поднимались, громко, с пафосом произносили речи, неизменно оканчивая словами: "Да здравствует Антимагюр! Да здравствует король Малькольм и светлейший граф Роксуф!" Восклицания тонули в шуме аплодисментов. Надушенные дамы в пышных платьях нарочито громко хлопали в ладоши и смеялись, обмахивались веерами, хотя в зале было прохладно. Сам хозяин расположился в центре на высоком кресле, откуда было удобнее всего расточать любезности.
   -Вы сегодня необычайно хороши. Позвольте пригласить вас на первый танец, - Роксуф наклонился к польщенной даме.
   Та, кокетливо склонив голову на бок, искристо улыбнулась:
   -Это честь для меня, ваша светлость.
   Вечер был в самом разгаре, когда смущенный слуга проскользнул к вице-королю и, наклонившись к его уху, прошептал:
   -Срочный гонец из Вахспандии. Вас просют- с.
   Граф недовольно уставился на слугу единственным глазом, обернулся к притихшим гостям:
   -Извините, я вынужден вас ненадолго покинуть. Развлекайтесь без ме- ня.
   
   Приехавшего провели в кабинет графа. Роксуф с неудовольствием оглядел его грязную с дороги одежду, сложил руки, ожидая.
   -Светлейший, - гонец поклонился, - вести из Вахспандии. Убит посол Элвюр.
   Единственный глаз вице-короля изумленно выкатился.
   -Убит? - граф нервно постучал пальцами по побелевшим костяшкам. - Кто сделал?
   - Варвары.
   -Значит, не паскаяки? Жаль, - как бы сам себе сказал Роксуф. - Хорошо. Ступай.
   Гонец удалился. Граф вышел следом, ибо торопился к гостям. Глаз его бешено вращался. Теперь в Вахспандию надо было назначать нового посла, а кто согласился бы ехать в такую дыру, да еще после того, как там убили его предшественника? Было также жаль глупого Элвюра с его безропотным тщеславием и верой в правовое государство.
   Вице-король вошел в зал. Растянутые любопытством лица вельмож обернулись к нему. Медленно опустившись на свое место, Роксуф выдержал паузу, торжественно произнес:
   - Посол Антимагюра в Вахспандии господин Элвюр убит. Растерзан паскаяками уже после заключения перемирия. Убийцы, несомненно, будут наказаны. Я велю нашему союзнику Гостомыслу выдать их для проведения над ними справедливого суда. Однако господина Элвюра уже не вернуть. Почтим же его память минутой молчания.
   Все поникли, уставившись взглядами в стол...
   Однако праздник, несмотря на омрачившее его известие, должен был продолжаться. Слуги раскрыли украшенные золотой лепниной двери, откуда грянула музыка оркестра.
   Граф обратился к даме, которой обещал первый танец. Вельможи зашевелились, словно сбрасывая с себя неприятный осадок известия, поднялись, блистая нарядами, парами направились в танцевальный зал.
   После бала, когда разгоряченные дамы и кавалеры вывалили в сад, заполыхали огни фейерверка. Они разноцветными мазками взмывали в черное небо, рассыпались, кружились кольцами, стирая память о погибшем гражданине.
   
   Об Элвюре вспомнили еще через несколько недель, когда Гостомысл прислал из Хафродуга трех паскаяков - "убийц посла". Их провезли по улицам Фгера в деревянной клетке. Они затравленно косились на бесновавшуюся за прутьями толпу, сжимались от летевших камней и помоев.
   На площади был устроен всенародный, открытый суд под председательством самого вице-короля светлейшего Роксуфа. По законам Антимагюра подсудимые имели право на защиту. Она присутствовала, но адвокат вел дело вяло, с неохотой, помня о своем разговоре с графом. Паскаяки сидели, окаменев, и лишь их тусклые глаза скользили по дикому лицу толпы.
   -Приговорены к расстрелу! - граф Роксуф махнул рукой.
   -Да здравствует Правый Суд! Да здравствует светлейший Роксуф! - единодушно выдохнула толпа.
   Приговор, словно желая продлить удовольствие, исполнили только через месяц.
   
   Короля Вахспандии и его отряд препроводили в один из уцелевших дворцов. Оружие у них не отобрали, оставив под честное слово. Охрану поставили самую малочисленную. Только два-три варвара наблюдали за входом. Они не задерживали паскаяков, если те отправлялись гулять, лишь извещали об этом своего начальника - Анисима Вольфрадовича. Чародей кивал, поглаживая свалявшуюся бороду. Пока Гостомысл велел обращаться с пленными как с равными, ничем не обижать их, Анисим Вольфрадович на все смотрел сквозь пальцы. А будет приказ, и он убьет их.
   Паскаяки не подозревали двойственности своего положения, и, дивясь благородству людей, в основном сидели во дворце: гулять по разрушенным улицам столицы, где все напоминало о славных временах, не хотелось.
   Ульриг тупо кромсал кинжалом деревянный брусок, пытаясь придать ему форму статуэтки, вертел в руках, придирчиво оглядывая со всех сторон, наконец утомился и расколол жалкую поделку пополам. Один из сидевших паскаяков, словно очнувшись, поднял голову, повел глазами из-под густых комьев слипшихся волос.
   -Ульриг, а Ульриг. Ты же вроде и не король теперь получаешься?
   -Я те дам, не король, - Ульриг поднялся, грозно расставив в стороны напряженные руки.
   -А что, король он ведь пока королевство. А где оно твое королевство? Сквозь пальцы ушло.
   -Вот они пальцы! - готовый до последнего защищать свои права, монарх накинулся на обидчика, запустил пятерню тому в волосы.
   -Ай! Король, король! - завопил паскаяк. - Пусти!
   -То-то, - самодовольно улыбаясь, Ульриг отошел к окну, вдруг помрачнел: "Отчего Гостомысл Ужасный так благосклонен к нему? Неужели люди ошиблись, и не заслужил он такого прозвища?"
   
   Гостомысл следил за состоянием дел в столице. После захвата королевского дворца сопротивление паскаяков было окончательно сломлено. Остались лишь несколько непокоренных улиц на севере города, занять которые представлялось бессмертному несложным.
   Однако Вахспандия еще не была покорена, и отошедший к Морфину принц Удгерф по-прежнему оставался опасным противником. Впрочем, пока король был в плену, Гостомысл не волновался. Вахспандийцы чтили своего правителя и подчинились бы его указам, если он не потерял свой авторитет, если бы сохранил себя в глазах народа непобежденным. Для того Гостомысл и не стеснял Ульрига охраной, создавая видимость его свободы. Бессмертный ждал лишь окончания боев в Хафродуге, чтобы начать мирные переговоры на "равных условиях", где король должен был всецело зависеть от него и одобрять от своего лица все решения за- воевателей.
   
   Удгерф лежал на левом боку, дабы не потревожить рану. Дельфера сидела рядом, осторожно поводя рукой по его плечам.
   -Успокойся. Нельзя так.
   -Подумай, Вахспандия раскололась! Север - в руках паскаяков, юг - у людей. И там остался мой отец. Где он теперь?
   -Говорят, с ним все в порядке.
   -Да, говорят. Но как королю может быть хорошо в плену? - Удгерф горестно покачал головой. - Но сам виноват. Теперь он больше не может оставаться настоящим королем. Он нуждается в помощи, а разве может быть слабым правитель Вахспандии - державы, образованной Крейтером Великим? Нет. - Принц махнул рукой, неловко потянув больной бок. - Нет! - он вскрикнул, пытаясь задушить боль. - Вахспандии нужен тот, кто объединит ее, соберет отдельные части в целое.
   -Но уверен ли ты, что сможешь с этим справиться? - испугалась Дель- фера.
   -Что же я, глупее отца что ли? - Удгерф вызывающе посмотрел на жену. - Скажешь тоже.
   
   После взятия королевского дворца бои на окраинах продолжались еще три дня. Варвары, одержимые верой в свою победу, самоотверженно врывались в дома, шаг за шагом выбивали паскаяков дальше на север. Те погибали, редко когда сдавались в плен. Сотники резво рапортовали Гостомыслу Ужасному о победах.
   К четвертому дню сопротивление в столице было окончательно подавлено. Оставшиеся в живых паскаяки либо под покровом ночи покинули город, либо наконец вышли из своих укрытий. Некоторых, попавших под горячую руку, казнили, но большинство все же отправили во дворец к Ульригу под охрану Анисима Вольфрадовича.
   Непреступной твердыней держался только один дом. Он был расположен у самых крепостных укреплений, разрушенных во время обстрела неделю назад. Стены дома перекорежились, запали внутрь провалами выбитых окон. Западная стена обвалилась совсем, обнажив деревянные ребра балок и развороченные внутренности второго этажа.
   Варвары предприняли несколько штурмов, однако, потеряв тридцать человек, отступили. Побледневший сотник отправил к Гостомыслу гонца с просьбой выслать подкрепление: "Передай повелителю, что здесь не менее трех десятков мятежников. Нам не управиться." Посланник ускакал, оставив варваров в нерешительности топтаться посреди улицы, вокруг одинокого, угрюмого калеки-дома. Через полчаса прибыло подкрепление - четыре колдуна.
   
   Урдаган Хафродугский оказался последним защитником Хафродуга. Теперь даже он был не в силах что-либо изменить, но сдаться не мог: сан бессмертного не позволял ему покориться жалким варварам. Разговаривать с ними так же было не о чем. Оставалось сражаться.
   Два десятка созданных им двойников обороняли дом и успешно отбили несколько натисков противника. Урдаган с удовольствием смотрел, как люди откатываются назад, оставляя в нагромождениях исколотых камней свои тела. Когда варвары отступили, бессмертный уничтожил копии, дав себе передохнуть, так как заклятие постепенно подтачивало его силы.
   Раскрыв рот, паскаяк жадно втягивал родной, пропитанный кровью воздух. Рубаха на нем была изодранная и в подтеках, похожая на тряпку. Он не снимал ее уже несколько месяцев, и она хранила еще прорезь, сделанную мечом Хинека. Но не было больше героя Хинека...
   С улицы донеслись крики. Урдаган выглянул в окно. Снаружи густо толпились солдаты, и, раздвигая их, подходили к дому четыре человека, одетые не по-военному богато и опрятно. Бессмертный ухмыльнулся: "Колдуны - колтуны". Он вдруг рывком вскинул руки, выпустил огненный шар. Толпа вскинулась, слепым зверем, подалась от дома. Посреди улицы остался лишь хрипящий, хватающийся за распоротый живот варвар. Он кричал, очевидно, звал на помощь, но никто не решался приблизиться и помочь ему.
   Несколько секунд люди стояли, как завороженные, глядя на извивающееся тело соотечественника, потом колдуны очнулись и выстрелили. Огненная вспышка ворвалась в разбитое окно, ударилась в грудь паскаяка. Изношенная рубаха, почернев спереди, загорелась. Бессмертный скинул ее. Зловеще застонал над головой потолок. Со вторым залпом он, просев, стал медленно, все более разгоняясь, наползать на пол, стискивая пространство комнаты. Урдаган еще успел несколько раз выстрелить в ответ, прежде чем пылающая кровля не накрыла его.
   Люди на улице, глядя на тающий в огне дом оживилсь. Отсветы пожара разрумянили их бледные, до того испуганные лица:
   -Гляди, теперь им конец.
   -Пускай изжарятся живьем.
   -Кабаны!
   Вдруг из завесы огня метеором вырвался камень - лица колдунов вытянулись.
   Из пламени выпрыгнуло нечто, большое, квадратное, расколов толпу, навалилось на одного из чародеев и повалило его наземь. Изготовившиеся к защите люди узнали паскаяка, который в одиночку уничтожал целые их отряды во время Хафродугского сражения.
   -Бессмертный!
   - Спасайся!
   Поскальзываясь на льду, цепляясь за раскиданные балки и камни, варвары ринулись прочь. Колдуны пытались наложить заклятия, но обезумевшая толпа подхватила их и потащила на пло- щадь.
   Урдаган остался на улице один. Из закоптелой груди его с прилипшей к ней лоскутами рубахи безобразно торчал обломок копья. Бессмертный выдернул его, кинул под ноги, огляделся. Вокруг лежали убитые, несколько раненых ползали по земле, и ярким пятном выделялся меж ними труп колдуна. Ветра не было, и огонь, не перекинувшись на остальные постройки, жадно терзал останки дома, в котором отсиживался бессмертный. Урдаган не спеша вошел в здание напротив, поднялся на второй этаж и вновь приготовился к обороне.
   
   Чародей, хмурясь, шел по пустынной улице к молчаливому зданию. Дом напротив уже прогорел, и уныло клубился над ним дым. Лишь кое-где пробивались яркие ростки пламени, но пошел снег и властно затоптал их.
   Анисим Вольфрадович дернул дверь. Сорвавшись с петель, она покорно упала к его ногам. Обозленный, он пришел на самую окраину города, чтобы выполнить то, чего не сумели сделать солдаты и колдуны.
   - Урдаган, выходи! Ты в ловушке, ибо я - бессмертный!
   Чародей застыл в дверях, ощупал глазами комнату: стол, поваленные стулья и ведущая наверх лестница. Враг находился там.
   Урдаган не понял слов, но осознал их смысл. Скрываться не имело смысла: к нему шел равный. Паскаяк поднялся, тяжело протопал к лестнице. Чародей стоял у ее начала, положив руку на пе- рила.
   -Сдавайся, - Анисим Вольфрадович вынул меч, указал на белый проем выхода.
   Говорить было бесполезно: они общались на разных языках, город пал, король Ульриг оказался в плену. Урдаган согласно кивнул и вдруг, оторвавшись ногами от земли, прыгнул, с криком врезался в Чародея. Они упали вместе, но паскаяк оказался проворнее, выпроставшись из рук человека, вскочил и выбежал на улицу. Замешкавшийся Чародей устремился за ним.
   - Стой!
   Паскаяк запрыгнул на обломки городской стены. Видя, что враг уходит, Анисим Вольфрадович со злостью метнул меч. Звякнув о камень, он отскочил, зарывшись в снег. Урдаган скорчил рожу, спрыгнул уже с другой стороны стены.
   
   На известие о прорыве Урдагана Гостомысл отреагировал сухо: с одной стороны, иметь бессмертного паскаяка в свите короля Ульрига было выгодно, ибо это придало бы плененному монарху большую весомость; с другой стороны, можно было довольствоваться тем, что мятежный Урдаган покинул столицу, и после этого на ее улицах не осталось ни одного воинствующего вахспандийца. В таких условиях Гостомысл счел возможным начать переговоры о мире.
   
   
   Глава вторая.
   
   Церемония переговоров должна была выглядеть внушительно, поэтому на ее организацию Гостомысл отвел несколько месяцев. В это время люди вместе с оставшимися в столице жителями должны были отстроить разрушенный город. Местами в руинах лежали целые улицы.
   Поначалу работа шла споро, но вскоре столкнулась с непреодолимыми трудностями. Из лесных варваров и степных кочевников в армию Гостомысла Ужасного собрались самые отъявленные головорезы, которым лень было возиться с домашним хозяйством и которые надеялись разжиться на войне. Поняв, что в Хафродуге мародерствовать больше не удастся, они покидали стройки и устремлялись на окрестные деревни. Покатилась волна грабежей. В ответ независимые паскаяки стали уничтожать целые отряды, оторвавшиеся от главных сил. Разворачивалось партизанское движение.
   Под Морфином, где с войском стоял принц Удгерф, собирались непокорившиеся вахспандийцы, жаждавшие выбить захватчиков из родных земель. Однако Гостомысл надеялся на пленного короля Ульрига, который должен был отвести от людей надвигающуюся угрозу, остановить свой поднявшийся народ. В обмен на это бессмертный намеревался подарить ему свободу и власть под своим неусыпным присмотром.
   
   Маясь скукой, пленные паскаяки выдумывали развлечения: прыгали в длину, метали в стену ножи, боролись. Королевское достоинство мешало Ульригу принимать участие в общих играх, и он в это время занимался резкой по дереву. Мебели во дворце было много, вся из хорошего материала, и король часами просиживал за работой. Иногда, правда, позволял себе несколько бросков кинжала в воображаемую мишень.
   Как-то он кидал от окна и не смог попасть, разозлился, и задетое самолюбие потребовало продолжения боевых тренировок. С этих пор король еще метал ножи.
   
   Ульриг с удовольствием вогнал кинжал в мишень, подошел, любуясь точным броском, когда в комнату по-кошачьи мягко вбежал кочевник из охраны. Он остановился, притопывая и приплясывая. Ульриг недолюбливал его за чрезмерную живость: "Куда, спрашивается, торопиться? Смерть не перегонишь", - а потому удостоил лишь быстрым презрительным взглядом. Кочевник открыл рот, визгливо заголосил:
   -Солнцеподобный повелитель велел передать, что завтрашний день принесет великие перемены. Начнутся переговоры, от исхода которых зависит длина ваших жизней. Всемогущий повелитель советует вам хо- рошо подумать.
   -Подумаем, если еще вина принесут. Так-то оно лучше думается, - крикнул сонный, не проспавшийся со вчерашнего вахспандиец.
   Кочевник ухмыльнулся, вышел.
   Ульриг повернулся к паскаяку:
   -Тут судьба мира решается, а ты...
   -Коли умирать, так лучше пьяным. Легче.
   -Погоди умирать. Еще поборемся.
   
   У ворот в Морфин толпился народ. Шли, почти не переставая, к принцу Удгерфу - к защитнику Отечества. Среди рослых паскаяков выделялся один, приземистый и необычайно широкий в плечах. Несмотря на зимний холод он был без рубахи, в одних грязных, прожженных в нескольких местах и черных от гари штанах. Разбивая толпу, паскаяк стремительно пробирался к воротам.
   -Эй, куда лезешь? Потише!
   -Я и так не кричу.
   Широкоплечий продрался к охраннику. Солдат подозрительно покосился на него, потом вдруг просиял:
   - Урдаган!
   -Ураган пришел, - бессмертный протиснулся внутрь ворот.
   Обрадованный стражник кричал ему вслед:
   -Если нужен принц, то он...
   -Сам найду: ума не лишен, - оборвал его Урдаган, и, миновав ворота, оказался в городе.
   Топая по трескавшемуся под ногами льду, он шел по просторным улицам Морфина, подставляя ветру изъеденную огнем грудь. Встречные указывали на него пальцами, кто знал сторонился или учтиво здоровал- ся:
   -Здравствуй, батюшка Урдаган.
   -Я тебе не батюшка: в прадедушки гожусь, - бессмертный отмахивался, следовал дальше.
   У дворца принца несколько воинов соревновались, кто глубже вгонит в землю отточенный деревянный кол. Пыхтя, налегали на него всем телом. Урдаган остановился, наблюдая за одним паскаяком, покачал головой:
   -Не так ты делаешь.
   -А как же?
   -Силенок маловато, - бессмертный подошел, легко выдернул кол, посмотрел на черный, измазанный в земле конец. - Слабо. - Покачав головой, Урдаган вдруг быстро вонзил кол в снег, вогнал почти до половины. - Слабо?
   -Никак Урдаган! - узнал его один из воинов. - Какими судьбами?
   -Неисповедимыми.
   -Э, так мы, глядишь, скоро на столицу двинемся! Людишек по- гоним.
   
   Удгерф принимал посетителей, когда дверь распахнулась и в комнату ввалился раздетый паскаяк. Принц удивился, хотел было прикрикнуть, но вдруг просветлел:
   -Урдаган? Как я рад!
   Бессмертный шагнул навстречу, быстро сграбастав принца, выхватил его из-за стола и крепко прижал к своей обугленной груди. Удгерф, по- морщившись, вскрикнул.
   -С каких пор наследник Вахспандии стал таким нежным? - нахмурился Урдаган, отстраняясь.
   -С тех самых, как люди дважды продырявили меня.
   -Рот - дырка, нос - две. Одной больше, одной меньше - не все ли равно? Главное, ходишь.
   -Слава могущественному Ортакогу, - усмехнулся Удгерф.
   -Смеешься, значит, в порядке, - бессмертный покосился на посетителя, обычного паскаяка из городских жителей, расположившегося на скамье против стола наследника. - Подвинься.
   Горожанин поспешно потеснился, не желая испачкать свои чисто выстиранные перед приходом к принцу одежды. Урдаган опустился на лавку, вытеснив посетителя на самый край. Удгерф так же сел, стряхивая с кафтана черную сажу и еще больше втирая ее.
   -Ты, как вижу, тоже повоевал.
   -Верно видишь.
   -Как король?
   -Ноль.
   -То есть? - Удивленно переспросил принц.
   -Что есть, то есть.
   -В плену?
   -Угу.
   Робко жавшийся от провонявшего в боях бессмертного, горожанин пошевелился. Удгерф вспомнил о нем:
   -Сейчас, одну минуту, - потом устремил взгляд на Урдагана. - Будешь с людьми воевать?
   -С людьми - нет, а против - хоть сейчас!
   -Пойди вниз в кладовую, возьми новую одежду. Будут спрашивать, скажи, что Удгерф разрешил. Да впрочем, тебя узнают. Ну, будь здоров.
   -Здоровья не занимать, - бессмертный поднялся и, радостно улыбаясь, протопал к выходу.
   
   Урдаган протиснулся внутрь тесного помещения кладовой. Внутри сидел паскаяк и коротким, тупым кинжалом делал зарубки на деревянной доске. Он на секунду оторвался от своего занятия и лениво спросил:
   -Кто такой?
   - Разумный.
   -Много вас тут разумных развелось, и каждый поучать норовит. Говори, зачем пришел?
   -Одежду надобно.
   -У, дармоед. Коли разумный, так сам бы и справил, а то все за чужой счет. Ты ж на себя посмотри, - кивнул кладовщик.
   -А что мне на себя смотреть? - Удивился бессмертный, - за тысячу лет нагляделся.
   -Грязный весь, как пятка Крейтера Великого после похода. Поди вымойся, потом и одежду дам.
   -Я тебе сейчас дам!
   -Ты тут не выступай, лучше проваливай по добру по здорову.
   -По добру, говоришь, а добро не даешь.
   -Да ты что, не понимаешь что ли? Вымойся сначала. Стой! - Кладовщик вскочил, схватил просителя за руку, но тот, не обращая никакого внимания, стал напяливать на себя чистую рубаху. - Стой! Не положено! Куда?!
   -Куда, куда? Глупые ты вопросы задаешь, - Урдаган стряхнул с себя паскаяка. - Куда же рубаху надевать, как не на себя?
   Несмотря на крики кладовщика, бессмертный стал натягивать поверх своих старых, прожженных штанов новые. Они затрещали и стали разлезаться по швам, но Урдаган все-таки надел их полностью. Толстоногий, он прошелся по кладовой:
   -Хорошо, тепло. Да ты не убивайся так.
   В комнату заглянул обеспокоенный причитаниями кладовщика воин. Заметив бессмертного, он решил не связываться и исчез. Урдаган нацепил плащ, вышел во двор. Было прохладно. По голубоватому небу трещинами рассыпались кроны голых деревьев. Паскаяк вспомнил просьбу кладовщика, наклонившись, взял пригоршню снега, вывалил себе за шиворот, растер по спине. Помывшись, бессмертный двинулся из дворца в город. Весь остаток дня он бродил по улицам, а на ночь забрался в оставленную кем-то телегу с рыбой. Она была несвежей, и от нее исходил неприятный запах тухлятины, но зато спать, зарывшись в нее, было тепло, и, проснувшись утром, бессмертный, не поднимаясь, сразу удовлетворил свой голод.
   
   28-го весмеса центральные улицы Хафродуга были украшены лентами, наспех протянутыми по крышам домов и голым ветвям низкорослых деревьев. Было холодно, снег лежал густо, но в воздухе парил аромат весны, и, радостный в предчувствии перемен, ветер трепал лен- ты.
   Переговоры Гостомысл решил провести в хорошо сохранившемся Главном Храме. По обеим сторонам улиц, ведущих к нему, выстроились солдаты. Кое-где попадались хмурые, выползшие из своих домов, жите- ли.
   Шествие началось от дворца, где остановился повелитель людей. Гостомысл ехал во главе свиты на белом коне, глухо закутанный в светлые одежды. Он заметно выделялся из темного клубка своих военачальников, приковывая к себе всеобщее внимание, вызывая подобострастные крики восхищения и слепого поклонения.
   Однако бессмертный не радовался. Тусклыми глазами он смотрел на ряды солдат: сейчас они славят его, но, лишь колесо фортуны отвернется, покинут. Все бросят его. Кроме одного человека, который по-настоящему понимает его. Анисим Вольфрадович был единственным другом Гостомысла. Единственным во всем мире.
   Анисим Вольфрадович в это время находился в колонне, возглавляемой Ульригом, которая двигалась к Храму с противоположной стороны.
   Король паскаяков ожил. Властно держа в руках поводья, он чувствовал себя монархом, словно правил не скакуном, а целым госу- дарством.
   К Храму первым подъехал Гостомысл. Недовольный тем, что оказался раньше и следовательно вынужден унизить себя ожиданием, бессмертный остался в седле. Крики паскаяков, жителей Хафродуга, приближались: "Да здравствует Ульриг! Наддай им!" Гостомысл криво улыбнулся: "Пусть думают, что их король еще силен и на что-то способен". Завидев белого всадника, Ульриг замахал рукой, крикнул:
   -Здравствуй, Гостомысл, по прозвищу Ужасный!
   -Да воссияет солнце над твоей головой! - ответил бессмертный. - Пусть жизнь твоя будет долгой, как Великая Река.
   Они одновременно спешились: Ульриг, по-молодецки спрыгнув наземь, Гостомысл, опираясь на плечо подбежавшего стремянного.
   Бывший царь Слатии и король Вахспандии вошли в Храм.
   Во время взятия Хафродуга некоторые жрецы были убиты, другие бежали, и Главный зал, где полгода назад венчался Удгерф пришел в запустение: священный огонь погас, его углубление нелепым провалом зияло в полу и слепым глазом укоряюще взирало на короля, не уберегшего свою державу от позора.
   Гостомысл велел расставить в зале скамьи, оставив свободное пространство только в центре. Люди разместились с одной стороны, паскаяки - с другой. Кочевники и варвары улыбались, указывали на хмурые заросшие лица напротив. Скелеты, сидевшие между людьми, как существа более разумные, реагировали на происходящее бесстрастно, лишь светились в полумраке зала их большие глаза.
   Когда все успокоились, двое кочевников вышли на середину заговорили: один, обращаясь к паскаякам, другой - к своим:
   - Сегодня, 28-го весмеса 147 года по взаимному соглашению бессмертного, колдуна, ученого и повелителя людей Северного континента Гостомысла, по прозванию Ужасного, и короля Вахспандии Ульрига Третьего начинаются переговоры, целью которых прекратить кровопролитие и подвести итоги войны.
   -Итожить вас Ортаког будет! - выкрикнул кто-то из паскаяков.
   На мгновение кочевники запнулись, но тут же продолжили:
   -Для законности принимаемых решений, кроме правителей, на переговорах присутствуют их приближенные. Равное число свиты - по тридцать именитейших сановников и доблестнейших героев с каждой стороны - залог справедливости происходящего здесь.
   -Все доблестнейшие герои теперь уже в Небесном Чертоге у Ортакога! - вновь раздался дерзкий возглас.
   Кочевники, стараясь не обращать внимания, стали опрашивать имена и титулы собравшихся. На это ушло много времени, но Гостомысл в угоду своей природной аккуратности решил сделать подробный список делегатов. Имея такой документ, он смог бы держать всех оставшихся в Хафродуге героев на привязи, ведь, если они письменно подтвердили свое присутствие на переговорах, значит, вынуждены будут согласиться со всеми решениями, вынесенными на совете.
   Прошел час, пока писчие записали имена всех собравшихся и кочевники начали рассказывать о положении, сложившемся в Вах- спандии:
   -Несмотря на героические усилия короля Ульрига, паскаяки проиграли Хафродугское сражение. Причиной тому явилось предательство принца Удгерфа. Гостомысл, по прозванию Ужасный, занял Хафродуг - сердце Вахспандии, а мятежный принц, распылившись и упустив свою армию, как песок сквозь пальцы, остановился в Морфине. Силы его слишком незначительны, чтобы бороться с великим воинством Гостомысла, ибо армия бессмертного вобрала в себя сынов и холодной Слатии, и дикой Шгарии, и непроходимых верховий Великой Реки, и вольных степей. Король Ульриг Третий, находящийся здесь, правитель державы, созданной Крейтером Великим, ты один отвечаешь за судьбу своего королевства. В твоих силах остановить войну и спасти мятежных соплеменников!
   Ульриг поднялся, широко махнув рукой. Однако кочевники продолжили свою речь, и король, поняв, что вылез не вовремя, крякнул, смущенно опустился.
   -Признаешь ли ты свою власть над Вахспандией?
   -А как же? - удивился Ульриг абсурдности вопроса. - Я ведь король.
   -Король, пока голова на плечах сидит, - поддержали паскаяки.
   -Является ли вождем гордых вахспандийцев кто-либо иной? - поинтересовался кочевник.
   -Кто? Какой такой иной?
   -Например, принц Удгерф.
   -Какой Удгерф? У него еще молоко на губах не обсохло! - вскипел Ульриг.
   - Тогда вели ему, как отец и монарх, сложить оружие.
   -Ах, вот как? - Король осел. - Ну, это его дело.
   -Пусть он сложит оружие. Отправь ему гонца.
   -А если он сражается за правое дело? - Вдруг врезался в разговор один из паскаяков.
   -Разве правое дело выступать против солнцеподобного повелителя?
   Кочевник замолчал, увидев, что бессмертный хочет взять слово. Гостомысл подался вперед:
   - Осмелюсь дать волю мыслям, дабы они, выйдя из установленного разумом русла, сделали дерзкое предположение, что Удгерф направил свое оружие за правое дело. У него слишком мало воинов. Они подобны горсти песчинок перед пустыней моего войска. Непреклонность молодного принца равносильна самоубийству. Мне жаль его, как отцу должно быть жаль идущего на плаху сына. Ульриг, прошу тебя, отговори Удгерфа. Убеди сдаться на милось победителя, если он тебе дорог.
   -Это еще кто победитель?
   -Удгерф достаточно силен! - загудели паскаяки.
   Ульриг насупился, потом вдруг гаркнул:
   -Король я или не король?! Я ему отец - как скажу, так и сделает!
   
   Граф Роксуф прохаживался по кабинету, поглаживал аккуратную эспаньолку, прилепившуюся под самодовольно выпяченной губой. Единственный глаз вице-короля глядел милостиво, с любовью останавливаясь на каждом предмете в интерьере кабинета. Иногда он взирал на карту Вахспандии, которая уже несколько дней не покидала стола. Там, в том северном краю, решались события, от которых зависело будущее благополучие Антимагюра. Одолеет Гостомысл вахспандийцев - будет устранен один из серьезнейших противников; побьют бессмертного - паскаяки устремятся в степи и увеличат свою силу. Тогда не миновать войны. Варвары в окрестностях Фгера еще помнили столкновения с антимагюрцами и с началом боевых действий, несомненно, поддержат Вахспандию, осадят город.
   Однако пока настроение у вице-короля было радостное, как и в день, когда стало известно о сдаче Хафродуга. Гонец из Вахспандии привез хорошие вести: Гостомысл не только взял столицу и начал переговоры с паскаяками, но ему удалось еще и стравить отца-короля с сыном-принцем, расколоть вахспандийцев на два лагеря. Как бессмертный все ловко придумал! Захватил столицу и южные земли, а сопротивление в северных подавит руками самих паскаяков. Братоубийственная война захлестнет их королевство, и они сами изничтожат друг друга. А люди будут стоять в стороне и наблюдать. Прекрасное зрелище! Плоды умелой дипломатии! Роксуф улыбнулся: "Глупые паскаяки думают, что сила и мужество на поле боя хоть что-нибудь значат. Нет. Судьбы государств решаются не на полях битв и не тысячами наивных дураков, а в тихих кабинетах, несколькими опытными мужами. Бесспорно, Гостомысл - один из опытнейших".
   
   -Пошел вон! - Удгерф вскочил с места, но резко потревоженная рана осадила его.
   Схватившись за бок, он зажмурился, пытаясь превозмочь боль. Открыв глаза, принц сказал уже спокойнее:
   -Ступай. Мой ответ таков: как добродетельный сын, я должен подчиниться отцу, но, как наследник вахспандийского престола, обязан действовать во благо державы и ослушаться. Интересы народа для меня превыше личных, а оттого я говорю: "Нет".
   Посланник Ульрига потупился, хрипло спросил:
   -Это последнее слово?
   Он еще ждал чуда и надеялся на то, что принц согласится с условиями короля и Гостомысла. Однако Удгерф только ухмыльнулся, и гонец понял: наследник не отступится, война продолжится.
   -Да, это мое последнее слово. Мы не сложим оружия.
   -Хорошо, - обреченно кивнул посланник.
   Он уже представил себя лицо короля, когда тот узнает о неповиновении сына. Да что сына: половина народа против идет!
   Удгерф поднялся, приблизился к гонцу, ласково потрепал его по плечу:
   -Передай отцу, чтоб к лету готовился встречать меня в Хафродуге.
   Паскаяк с недоверием взглянул на наследника, заметил его уверенную, самодовольную улыбку, покачал головой и вышел.
   Удгерф подождал, потом повернулся, хлопнул ладонью по стене, захохотал:
   -Ха, чего удумал, старый! Чтоб я сейчас сдался? Сейчас, когда весь народ на моей стороне! - Принц вдруг перестал смеяться, посерьезнел. - Шиш тебе! Довольно. Нацарствовался, натешился. Теперь моя очередь.
   
   Переговоры в Хафродуге длились две с лишком недели. Гостомысл держал ситуацию под контролем. Сначала Ульриг еще изредка кипятился по мелочам, пытаясь тем самым доказать свою независимость, однако после известия об отказе сына сложить оружие и приехать в столицу перестал. Всегда надеявшийся на помощь Удгерфа и считавший его существом подвластным, Ульриг вдруг понял, что чего-то не заметил, что-то упустил. Лишившись и королевства, и права называть Удгерфа своим настоящим сыном, король осунулся и постарел.
   Видя это, многие паскаяки, ранее надеявшиеся на непоколебимость и силу своего монарха, разочаровались в нем и перешли на сторону принца. Кто тайно лелеял надежду на скорое наступление молодого полководца на Хафродуг. Иные, решив не ждать, убежали в лагерь мятежников. С каждым днем переговоров бежало все больше. Народ перестал верить Ульригу. Однако Гостомысл ничего не мог сделать и лишь посылал в Антимагюр гонцов, которые радовали графа Роксуфа известиями о благоприятном ходе переговоров.
   Наконец настало 14-ое весера. Именно на этот день бессмертный назначил конец переговоров. Он хотел растянуть их, для того чтобы убедить вахспандийцев в их правдоподобности и напряженности, а следовательно в независимости короля, но теперь этот план провалился, и тянуть далее стало бессмысленно.
   
   Блестя золотом парчи, рослый кочевник вышел на середину зала, развернул толстый свиток и, упершись ногами в пол, начал чтение. Его голос был на редкость глубокий и, казалось, заполнил собой все пространство Главного Зала. Он медленно, не торопясь оглашал на двух языках текст соглашения, достигнутого в ходе переговоров:
   -Король Ульриг от лица всего вахспандийского народа, правителем коего он является, ручается впредь не иметь против людей никаких злых умыслов, а следовательно, не поддерживать более сношений с врагом человечества Хамраком. Король Ульриг так же обязуется прекратить наращивание войск, ибо сила их уже достаточно велика, чтобы оборонить государство, а дальнейший их рост может обратиться только во вред соседям Вахспандии - людям, что по предыдущим пунктам данного договора является недопустимым. Кроме того, вахспандийцы, как добрые союзники Гостомысла, должны ограничить численный состав своих армий до двух тысяч...
   Паскаяки чесали затылки, морщили лбы. В течение всех переговоров они вслед за своим правителем бездумно соглашались с требованиями Гостомысла, и теперь, когда наконец настал день подведения итогов, не могли спокойно признать, что сами допустили подобное. Когда они успели подтвердить все это? Они просто кивали головами и острили. Неужели все было так серьезно?
   Гостомысл с удовольствием глядел на их подавленные лица, перебирал сухой рукой в перчатке звенья нагрудной цепи. Исход переговоров был уже предрешен. Оставалось только поставить подпись короля под документом, и бессмертный знал, что Ульриг сделает это. Гораздо опаснее был Удгерф, но пока наследник находился далеко и столица, сердце Вахспандии, была в руках у людей.
   - Ульриг обязуется выстроить крепости, - продолжал чтение глашатай, - общим числом в восемь, которые будут заняты людскими гарнизонами для поддержания порядка на территории Вахспандии и оказания помощи истинному королю против мятежников, под коими подразумеваются все, не признавшие данный дого- вор.
   Ульриг сдвинул брови: "Сын оказался "мятежником". Вот до чего докатились! Ну ничего, добром не пришел, ослушался, так пусть теперь зубы о людские цитадели обломает, пусть поплачет".
   Кочевник кончил чтение, свернул депешу, отошел. Наступил самый торжественный момент. Гостомысл встал, жестом приглашая короля. Ульриг поднялся, пошел вслед за бессмертным на середину залы, где были загодя поставлены два стола. Правитель паскаяков направился к тому, за которым кресло было выше, но подбежавший кочевник указал ему на другой. Безразлично пожав плечами, король сел на отведенное ему место. Гостомысл взгромоздился на высокое кресло, которое было специально приготовлено, чтобы сгладить разницу в росте между ним и здоровенным вахспандийцем. Два героя, один от людей, другой от паскаяков, подошли к правителям, положили перед ними бумаги договора и писчие при- надлежности.
   Ульриг сосредоточенно уставился в страницу, угадывая отдельные буквы, пытаясь сложить их в слова. Видя его замешательство, человек указал на начертанное внизу имя "Ульриг". Король узнал его, самодовольно улыбнулся, поставил крестик, потом для весомости вывел букву "У" и всадил в белую бумагу здоровую точку. Перо хрустнуло и переломилось. Паскаяк отбросил его, беспомощно забегал пальцами по столу. Человек перевернул страницу, указал на низ второго листа, но, заметив, что у короля нет пера, смутился, подал второе. Ульриг старательно подписал, с опаской поглядывая на хрупкий инструмент. Поставить точку не решился.
   Гостомысл сидел, чуть склонив на бок голову, с сочувствием и легким презрением наблюдая за усердиями вахспандийца.
   -Пусть благоденствует союз людей и паскаяков, - наконец произнес он.
   -Пусть, - промямлил Ульриг, придирчиво оглядывая свою работу.
   -Да здравствует союз! - отозвался зал.
   
   Дельфера смотрела в окно. Удгерф изучал карту Хафродуга: улицы, площади, ворота. Он уже не один день копался в стратегических выкладках, прикрывая тем самым свое бездействие. Не хватало сил и законных прав.
   Принц тряхнул головой, взглянул на тонкий силуэт жены, очертившийся в светлом квадрате окна. Он совсем забыл о ней, а она была постоянно с ним. Устыдясь собственного безразличия, Удгерф встал, неслышно подошел к Дельфере, обнял ее. Она вздрогнула от неожиданности, но, поняв чувства мужа, улыбнулась, откинулась назад, ожидая ласки. Он мягко поднял ее руку, указывая в окно на расстилающиеся за ним дали:
   -Видишь, там на юге наши враги. Я разобью их и стану королем, а ты - королевой.
   -А если они одолеют тебя?
   -Лучше не думать о "если".
   -Но вот они уже ранили тебя под Хафродугом.
   -Не убили же, - Удгерф приложил ее ладонь к правому боку. - Уже небольно. Почти прошло. Надо бороться до конца, и ты это прекрасно знаешь. Впрочем, я не должен оправдываться перед тобой. Думай, что хочешь, а скоро мы все равно выступим в поход...
   Дверь, скрипнув, приоткрылась. Удгерф неохотно разнял руки, отвернулся от жены, недовольно изучая лицо вошедшего. Тот появился не вовремя, и принц спросил нарочито грубо:
   -Что нужно?
   -Посланник от Хамрака.
   Удгерф удивленно отступил:
   -От Хамрака? Хм. Ну, чего же ты стоишь, зови.
   Паскаяк поклонился и вышел. Принц обратился к жене:
   -Тебе лучше оставить нас.
   Она посмотрела на него со скорбью, словно перед долгой разлукой:
   - Будь осторожен. Когда-нибудь ты погубишь себя.
   -Иди, иди, - отмахнулся он.
   Дельфера повиновалась.
   Наследник сел на стул, запахнулся плащом, чтобы казаться величественнее, мечтательно задумался: раньше посланник Хамрака приехал бы к его отцу, а теперь - к нему.
   В комнату вошел гхалхалтар. Он был в теплой, расстегнутой на груди и слегка свалявшейся шубе, в высоких остроносых сапогах со шпорами. Оглядевшись, гхалхалтар поклонился, нырнул рукой под шубу и вытянул оттуда письмо. Принц взял его, повертел в руках, остановив внимание на красивой гербовой печати.
   -Послание от короля Хамрака наследнику вахспандийского престола принцу Удгерфу.
   Удгерф кивнул, надломил печать, развернул аккуратно свернутое письмо, уставился в ровные строки. Пробежав ряд формальных приветствий и пожеланий, он наткнулся на известие о том, что гхалхалтары в конце весмеса покинули Грохбундерское ущелье, где стояли без малого три месяца, и направились на восток, к княжеству Парзи. Хамрак думал занять его, а затем двинуться на континентальные владения Антимагюра, а именно на город Фгер, который лежал на северо- восток от княжества. Бессмертный изъявлял надежду на помощь Удгерфа и просил его активизировать свои действия, дабы помешать Гостомыслу Ужасному выслать из Хафродуга подкрепление графу Роксуфу, укрепившемуся во Фгере.
   Принц вспомнил, как несколько месяцев назад горел нетерпением увидеть Хамрака и пожать ему руку. Теперь это желание вновь пробудилось в нем. Радуясь появившейся возможности встретиться с великим королем на этот раз уже во Фгере, Удгерф отложил письмо.
   Гонец стоял, ожидая ответа.
   -Я не буду писать ответ, ибо не доверяю бумаге, но скажу, что помогу, чем смогу, так как вижу в гхалхалтарах друзей своего народа. - Принц замолчал, обдумывая, стоит ли говорить об этом сейчас, и, решившись, сказал. - Как отнесется Хамрак к смене короля в Вахспандии?
   Посланник, словно ждавший этого вопроса, уверенно произнес:
   -Положительно, если новый король будет более решительным, нежели многоопытный Ульриг.
   Удгерф побарабанил пальцами по подлокотнику.
   -Доложи Хамраку, что, как только он двинется на Фгер, мы начнем поход на Хафродуг. Клянусь Ортакогом, каждый воин у Гостомысла будет на счету. Он не сможет выслать Роксуфу и калеки.
   -Удачи тебе, принц Удгерф, наследник вахспандийского престола, - гхалхалтар выделил слово "наследник", и при этом зло сверкнули его алые глаза.
   -Ступай, передохни с дороги.
   Гонец вышел.
   Удгерф откинулся на спинку стула, мечтательно уставившись в потолок.
   Дверь тихо приоткрылась, и в комнату проскользнула Дельфера. Она замерла, вопросительно взглянув на мужа. Он нахмурился, сомневаясь, стоит ли говорить ей о полученном от Хамрака согласии на переворот. Самолюбие и желание похвастать пересилило политическое благоразумие, и принц торжественно, глядя прямо в глаза жене, изрек:
   -Скоро в Вахспандии будет новый король.
   -Ты и вправду думаешь сместить отца? - воскликнула Дельфера.
   -Зачем смещать, за меня это уже сделали другие. Он больше не король, ибо попал в плен и потерял поддержку народа. Все, кто дорожит своим отечеством идут не к нему, а сюда, в Морфин, ко мне. Вот новая столица, а я - новый правитель.
   -Но сейчас не самое лучшее время для коронации. Люди заняли Хафродуг, и вообще...
   -Тем лучше, - перебил ее Удгерф. - Сидеть на троне в дни благоденствия - несложно, но взять на себя обязательства монарха и отстоять державу, когда половина государства занята врагом - вот подвиг, достойный настоящего героя. Или ты не считаешь меня героем? - принц во- инственно подбочинился.
   -Ну что ты. Конечно, ты - герой. Самый доблестный во всей Вахспандии. - Дельфера приблизилась к нему, взяла его широкую, тяжелую руку в свою. - Я очень горжусь тобой. - Она помолчала, потом склонилась к самому его лицу и чуть слышно прошептала. - Но лучше бы ты им не был.
   - Эх, дурочка, - Удгерф ласково потрепал ее по плечу, - я ведь ничего не решаю. Это - воля народа, Хамрака Великого и гхалхалтаров. Разве могу я идти против народа?
   
   После окончания переговоров Гостомысл полностью отдался наведению порядка в армии. Он разослал верных себе людей по окрестностям столицы выискивать и уничтожать мародеров и дезертиров. Сам бессмертный безвылазно сидел в городе, изредка наблюдал за действиями паскаяков в Морфине через магический кристалл, однако это не удовлетворяло его, и вскоре он бросил это занятие. Гостомысл все больше чувствовал свое одиночество и отрезанность от внешнего мира. Он мог бы выехать из Хафродуга, но это было бессмысленно, ибо нельзя было что-либо изменить. Наступление захлебнулось, и бессмертный понимал это.
   
   Гостомысл сидел, согнувшись, изучая страницы раскрытой перед ним книги. Теперь главным врагом стал Удгерф, и гхалхалтарская летопись о деяниях Хамрака уступила место "Легендам Вахспандии". Огонь одиноко горевшей свечи дрожал в глазных прорезях капюшона. Медленно капал воск. Во дворе послышалось конское ржание, шум. Бессмертный оторвался от работы, настороженно выглянул в серые сумерки за окном. Черный человек соскочил с коня, передал повод подошедшему стражнику, отряхивая грязь с плаща, направился к дому. Гостомысл увидел грязно-розовое пятно скрытого под тенью шляпы лица, но не смог угадать его выражение; а острое предчувствие колдуна подсказывало, что этот человек везет дурные вести, худшие за всю войну. Тогда бессмертный отложил книгу и стал ждать. Шаги приближались. Дверь открылась - на пороге появился охранник:
   -Осведомитель из Морфина.
   - Пусть войдет, - кивнул бывший царь.
   Стражник отодвинулся в провал двери, исчез. Снова шаги. Осведомитель шел неспеша: очевидно устал или хотел потянуть время. Медлительность усиливала напряжение. Черный человек остановился на пороге, снял шляпу. Гостомысл впился взглядом в его смуглое, неестественно бледное лицо с большими, закатившимися глазами. Осведомитель согнулся, приветствуя своего повелителя, потом распрямился, облизал сухие губы и хриплым, надломленным голосом выдавил:
   -Вчера, 26-го весера принц Удгерф короновался, объявив себя Удгерфом Первым. Морфин объявлен столицей свободной Вахспандии, а король Ульриг - низложенным, как попавший в плен... Народ принял нового правителя.
   Лицо Гостомысла было скрыто капюшоном, но осведомитель заметил, как скрючились его пальцы. Бессмертный ничего не сказал, и в наступившем молчании особенно явственно потрескивала свеча. Безжалостный огонь плавил податливый воск. Наконец рука разжалась:
   -Ступай. О тебе позаботятся.
   Осведомитель поклонился, словно избавившись от тяжелого груза, и назад пошел быстро.
   Гостомысл собрал руку в кулак. Междоустобная война паскаяков не состоялась. Удгерф догадался стать королем, тем самым законно переняв власть и силу от побежденного Ульрига. Теперь даже колеблющиеся и пассивные паскаяки встанут за него, ибо они обрели настоящего вождя.
   
   
   
   

Вперед!

Hosted by uCoz