ДМИТРИЙ КРЮКОВ
-ХРОНИКА ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ-



    Часть 7
МОРФИН. ВАХСПАНДИЯ.

   
   
   Глава первая.
   
   Зима 148-149 годов выдалась суровая.
   Холодный ветер подхватывал снежную крупу, взвивал ее в столбы, а потом, словно сеятель, бросал на землю. Чахлые деревца клонились к земле, жалобно шурша голыми ветками. Исполины-кедры, которые привыкли к северной непогоде, не гнулись и стояли тесным строем, выставив напоказ свои темно-зеленые хвойные бороды с сединой инея. При очень сильном порыве ветра кедры потрескивали и презрительно посмеивались, глядя на слабость низкорослой поросли.
   Залив Тогок, на юге которого стояла старая столица Вахспандии Хафродуг, а на севере - новая Морфин, был скован. Лишь далеко от берега лед тоньчал, обращаясь в прозрачные слюдяные пластины. Тогда море, напрягшись мускулами волн, взламывало оковы, в бешенстве кромсало и топило их в своих черных, бурлящих недрах.
   Вдоль всего берега тянулась цепь темных неказистых сараев, куда паскаяки сносили на зиму свои лодки. Снег сдавил строения, и казалось, что стены не выстоят - рухнут, но нет: в Вахспандии строили грубо, да добротно, на века. Вблизи угрюмых сараев под открытым небом валялись уже отслужившие свой срок лодки. Понимая, что ему не попортить построек, снег в бессильной ярости мстил этим жалким останкам. Он бросался в дыры разбитых корпусов, забивался в трещины, чтобы весной, оттаяв, расколоть податливое дерево.
   Морфин укрылся от стихии за высокими каменными стенами. Однако снег не сдавался и здесь. Застелив все улицы, он насмешливо наблюдал, как хмурые паскаяки продираются через его завалы.
   Свирепствовал мороз: вода в бочках застывала до самых доньев. Вахспандийцы топили печи, и из труб выбивался жаркий, угарный дым, который, поднимаясь, сливался с темно-фиолетовыми клубами туч, зависшими над городом.
   
   Несколько паскаяков толпились у кедра. Рядом стояли запряженные сани. Четыре больших, неуклюжих с виду тяжеловоза понуро клонили головы к земле, всхрапывали и прядали ушами. В морозном воздухе отчетливо звенела упряж. Паскаяк приблизился к дереву, достал из-за пояса топор и приготовился сделать засечку, как вдруг его остановил крик:
   -Этот мой!
   Вахспандиец обернулся и с готовностью передал топор подошедшему паскаяку в дорогом зипуне с меховой опушкой. Это был бывший принц, а ныне король Удгерф. За год он сильно возмужал и постарел. Поперек лба пролегла едва заметная морщинка, а нижнюю половину лица закрыла темно-рыжая кустистая борода, которую монарху, постоянно находившемуся в делах, было некогда брить и расчесывать. Снежинки впутались в растрепанные волосы и задорно поблескивали оттуда.
   Удгерф снял рукавицу, стряхнул коросту снега, облепившего основание дерева, обнажив его темную, изрезанную морщинами кору. Король осклабился, перекинул топор с руки на руку и, размахнувшись, сделал зарубку. Лезвие вошло глубоко и оставило хорошо заметный след. Тогда, приметившись, Удгерф ударил во второй раз в тоже место. Кедр не шелохнулся, лишь тонкими струйками посыпалась с веток снежная пыль. Однако король был упрям. Скинув дорогой зипун и оставшись в одной теплой рубахе, он принялся за работу. Топор алчно въедался в плоть дерева, и с каждым ударом вынимать его становилось все труднее. Красноватые щепки устилали снег, Удгерф вспотел, одежда прилипла к телу, и видно было, как ходят под ней мускулы.
   Столпившиеся вокруг паскаяки с удовольствием наблюдали за своим правителем, одобрительно кивали и гикали, когда удар оказывался особенно точным.
   Кедр покачнулся, казалось бы чуть-чуть, но сверху густо посыпал снег. Отфыркиваясь, Удгерф заработал шибче. И наконец лесной исполин сдался, затрещал и накренился. Король нанес последний сокрушительный удар - дрожь охватила ветви кедра, полетела хвоя. С победным криком Удгерф отбросил топор, навалился на дерево и, обхватив руками, толкнул к земле. Раздался треск, и, натужно заскрипев, кедр начал заваливаться, цепляясь за своих собратьев и вызывая своим падением целый снегопад.
   -Молодец король! Вот как! - вахспандийцы подбежали к уставшему, засыпанному снегом, но счастливому королю.
   Кто-то накинул ему на плечи зипун. Один шустрый паскаяк побежал к врывшейся в сугроб верхушке кедра, отмерять высоту поверженного великана.
   
   Королевский замок был большой и стоял на берегу залива. Налетавшие с моря ветры быстро выстужали каменную громаду, и, несмотря на то, что дров изводили много, в комнатах все равно было холодно. Топили только в опочивальнях и в Малом зале, где по вечерам собирались все обитатели.
   Ранние зимние сумерки тусклым светом закрадывались в коридоры замка, но в Малом зале было светло. Полыхание огромного во всю стену камина прогоняло неприятную вечернюю сырость.
   Удгерф, щурясь, смотрел на то, как чернеет меж вихрящихся языков пламени ствол срубленного им утром кедра. Удгерф радовался тому, что это дерево добыл он, и что теперь оно греет его жену и сына - два месяца назад у короля родился наследник. А старый Ульриг даже не знал, что стал дедом.
   У стен далеко от очага клевали носами старые герои. Те, что помоложе, боролись на руках, и временами раздавались их громкие выкрики. Тогда Удгерф подходил, узнавал, кто победил или осаживал расшумевшихся гневным словом, если был не в настроении. Особняком покоился на низком табурете Урдаган Хафродугский. В глубокой задумчивости, он обводил зал тяжелым взором желтых глаз. Королю становилось не по себе, когда он наталкивался взглядом на бессмертного: какие мысли бродили в голове у этого паскаяка?
   Однако рядом сидели жена и наследник. И Удгерф успокаивался. После того, как Дельфера подарила ему сына, он очень привязался к ней и, если до бороды руки у него не доходили, то для жены он старался выкроить свободную минутку, как бы ни был занят.
   Отсветы очага трепетали в складках ее накидки, искорками ложились на меховую опушку. От огня стало тепло, и тяжелая ткань чуть сползла, открыв светлую тунику и белую шею королевы. Удгерф подошел к люльке, в которой лежал принц, остановился. Наследник спал, свернувшись калачиком, и улыбался во сне. Король не мог оторвать взгляда от его умиротворенного лица - первенец!
   Снова закричали паскаяки, это герой Дуфал опять положил всех своих противников. Удгерф очнулся, отошел от колыбели и присел рядом с Дельферой.
   -Знаешь, как мы назовем нашего сына?
   Она подняла глаза, влажно и нежно посмотрела на мужа. Запустив пальцы в бороду и для вдохновения потеребив ее, он произнес:
   -У наследника Вахспандии имя должно быть красивым и звучным, вызывающим уважение у подданных и трепет у врагов. Я не люблю сюсюканий. Все эти няньки предлагают одно хуже другого. Перфуран - ну куда это годится! - Удгерф замолчал, собираясь. - Поэтому пусть его зовут Умаф.
   Дельфера задумалась, перевела взгляд на своего первенца и согласно кивнула:
   -Пусть Умаф. Как ты хочешь.
   Удгерф просиял:
   -Я знал, тебе понравится. Это очень древнее имя. Так звали одного из братьев Крейтера Великого. Он был вместе с Крейтером во время десятилетнего похода через орчьи владения и земли болотных тварей. Вот был легендарный подвиг!
   Дельфера молча кивала, сознавая, что мужу хочется поговорить и что она должна его выслушать, но смысл слов ускользал от нее. Да и какое ей было дело до какого-то Умафа, который был братом Крейтера Великого. Главное, что рядом с ней ее ребенок.
   
   Ветер дул не переставая. Во дворе и в окрестностях намело холмы снега, под которыми оказались погребены целые деревни. Иногда появлялись паскаяки. Ежась, они быстро раскидывали сугробы, освобождая крохотные дорожки перед домами, и спешно убирались восвояси. Однако неугомонный ветер создавал новые завалы и от работы жителей не оставалось и следа.
   Игривая поземка змеей оплетала ноги, мешая идти. Снег затягивал, как топкая трясина. Однако человек был упрям и, проваливаяясь по колено, все равно двигался напрямик через сугробы. Одет он был в легкий, не по погоде плащ, перехваченный на плече дешевой медной брошью. Большие облезлые сапоги с металлическими набойками потеряли свой изначальный цвет и сделались черными. Снег хлопьями торчал из их широких отворотов. В ярко-рыжей длинной бороде человека клыками злобно скалились примерзшие сосульки. Лицо его, еле видное из-за сетки спутавшихся волос, было суровым, с напряженно застывшими морщинами.
   То был Анисим Вольфрадович. Охранять Ульрига было бессмысленно, ибо старый король стал бесполезен. А вот его сын представлял очень серьезную опасность, поэтому, по велению Гостомысла Ужасного, Чародей отправился в одну из крепостей к северу от Хафродуга, дабы наблюдать за поведением паскаяков у Морфина. Анисим был уверен, что наступление начнется весной, с отступлением холодов. Не зря же Удгерф весь 148 год копил силы.
   Анисим Вольфрадович выполнял свою работу добросовестно. Каждое утро, несмотря на погоду, он совершал обход, приглядывался к паскаякам - нет ли чего подозрительного. Сначала Чародей брал с собой людей, но, когда в поле померзло более десяти человек, бессмертный решил, что солдаты еще пригодятся ему для боя, и с тех пор стал выходить один. В душе ему было даже приятно бродить в мрачном одиночестве под неистовым ветром и, раскрыв глаза, смотреть, как летит в них снег, как он тает на ресницах и в черных провалах зрачков. Бессмертный никогда не отворачивался, не прятал лица и не смыкал глаз, ибо считал, что это слабость, уступка смерти и что он может пропустить нечто важное - то, ради чего скитался по свету - магический посох или кристалл, который даровал бы ему власть над миром.
   
   Во второй половине дня вьюга сделалась яростней. Снежные клубы заволокли небо и поглотили солнце. Лишь зыбкий мутноватый свет пробивался на землю через завесу облаков и падающих хлопьев.
   Снег оседал на крышах башен, гнездился на зубьях крепостных стен, забивался в бойницы. Солдаты ежечасно разгребали сугробы, лопатами сбрасывали их вниз, и они валились тяжелыми белыми телами в ров, от которого уже скоро не осталось и следа. В иных местах снег доходил до половины высоты укреплений.
   Стражник у ворот не сразу разобрал в снежном мареве человека. Он был высоким и шел, не сгибаясь, широко размахивая руками, словно орел, пытающийся поймать в свои крылья ветер. Полы его плаща развевались, разметая вокруг хлопья снега. Опознав идущего, солдат построжел лицом и крикнул:
   -Открывай! Чародей возвращается!
   Его слова потонули в громогласном вое бури, но на въездной башне зашевелились. Несмотря на то, что открывать главные ворота было трудно и в крепости существовал еще второй малый вход, перед Анисимом Вольфрадовичем всегда распахивали огромные ворота, как если бы он был не одним человеком, а целой армией. Сам Чародей ничего не говорил по этому поводу, но десятники, которые управляли крепостью в его отстуствие, настолько боялись его, что всегда спешили лишний раз угодить ему, дабы не разгневать.
   Так было и на этот раз: вьюга бешенным порывом ворвалась во двор крепости, и вместе с нею ввалился Анисим Вольфрадович. Он тряхнул головой, выбивая из волос снег, и, ни слова не говоря, направился в большую круглую башню, которая доминировала над всеми укреплениями и по праву считалась главным строением. Там для бессмертного был приготовлен стол и ожидали его приказаний десятники.
   Чародей опустился на стул. Его большая борода попала в миску с супом, но он не обратил на это внимания. В помещении было тепло, и тающий снег каплями скатывался по лицу бессмертного, падал на стол. Анисим Вольфрадович стал есть. Десятники робко переминались в стороне, наблюдая за трапезой предводителя. Чародей выловил из супа огромную кость, покрытую серым вареным мясом. Чавкая и хлюпая, он принялся глодать ее. Покончив с супом и костью, бессмертный взял яйцо, в один удар расколол и, небрежно очистив, засунул в рот - на зубах захрустела скорлупа, а Анисим Вольфрадович уже придвинул к себе котел с горячей кашей, запустил в него ложку. Волосы падали ему на лицо и мешали есть. Не отрываясь от еды, он недовольно стряхивал их рукой. Громко стучала неутомимая ложка. Когда котел опустел, слуга налил вина. Чародей выпил, обтер пальцы о бороду и некоторое время сидел молча, чувствуя, как еда оседает в животе. Наконец он обратился к десятникам:
   -Пока все спокойно. Паскаяки решатся на бой только с отступлением морозов. Но не раслабляться, - бессмертный обвел людей суровым взглядом. - Увижу, что охрана не поставлена или укрепления в плохом порядке - голову сниму и на кол посажу в назидание.
   
   Ужасная метель продолжалась до середины зимдора, но затем начала стихать. Стало проглядывать из-за туч робкое солнце. Под его лучами весь мир, укрытый белым снегом, сиял и переливался нежно- розовыми и голубыми отсветами. В один из таких дней молодой король Удгерф решил выехать на берег моря и осмотреть построенные в прошлом году корабли.
   Из Морфина выбрались благополучно. За городом ехать стало труднее, так как там ходили меньше и сугробы были выше, но массивные сомми упрямо таранили снежные нагромождения. Чуть привстав в стременах, Удгреф наблюдал за тем, как перед его взором медленно открывается широкая панорама покрытого льдом залива: огромное плоское белое пространство, свободный ветер, чистейший воздух! У короля захватило дух: теперь вся эта земля и вода - его! Удгерф не перестал удивляться и радоваться силе родного края.
   Колонна подъехала к большим сараям, в которых зимою хранились корабли паскаяков. Желая прихвастнуть и выделиться своей ловкостью, несколько молодцов на ходу соскочили в снег и, подбирая широкие полы теплых стеганных кафтанов, побежали к строениям. Навстречу им появились рабочие и несколько солдат, которые следили за кораблями.
   - Открывай!
   -Король?
   Удгерф смотрел, как паскаяки, навалившись, сваливают примерзшие за сутки засовы, потом раздвигают неподатливые створки ворот. Когда петли пришли в движение, посыпался снег. Веселясь и отряхиваясь, вахспандийцы раскрыли вход. Король оставил сомми одному из подскочивших героев, а сам пешком направился к сараю.
   На него пахнуло застоявшимся теплом, запахом смолы и дегтя. Внутри было темно, но острый паскаячий глаз различил покоящийся на круглых бревнах корабль. Он был нарочно поставлен так, чтобы потом легче было скатывать к воде. Пол был устелен шелестевшей под ногами прошлогодней соломой. Ворвавшийся через открытые ворота сквозняк покачивал привязанные за стропила обрывки канатов. Подрагивали аккуратно свернутые паруса. Корабль словно рвался на волю, в море. Улыбнувшись, Удгерф приблизился к его длинному широкому корпусу и ласково погладил крутой гладкий бок. В воздухе витал приятный аромат дерева.
   -Хороша работа, а, Урдаган?
   -Не "а", а "да", - откликнулся бессмертный, пытаясь взобраться на палубу.
   Он схватился за свешивавшийся с палубы канат и подтянулся, упираясь ногами в борт. Урдаган был настолько большим в толстой зимней одежде, что королю вдруг показалось, что судно перевернется. Однако бессмертный благополучно добрался до верха и перевалился через борт.
   Удгерф повернулся к сопровождавшим:
   -Прекрасный корабль. Весной перед отплытием надо будет еще просмолить, и можно в бой. Давайте осмотрим остальные корабли.
   Паскаяки закивали головами и полезли наружу. С гиком спрыгнул с палубы Урдаган. Поцеловав борт, он не спеша двинулся за остальными.
   
   За окном валил снег, и пасмурное небо унылым, тусклым светом просачивалось в комнату, но король Вахспандии не обращал на это внимания. Ульриг с азартом подписывал бумаги. Каждую из них он украшал крестиком и большой жирной буквой "У". Старый паскаяк по-прежнему считал себя полноправным правителем королевства, хотя находился в занятом людьми Хафродуге. Более того, Ульриг, который ранее рассматривал власть лишь как забаву, в последнее время решил отыграться за все упущенные тридцать лет своего безмятежного правления. Его обуяла жажда законодательной деятельности. Он собственноручно выдумывал указы или заставлял ближних, оставшихся при нем героев делать это. Ульриг составлял документы и по такому поводу даже освоил грамоту. Иногда его, правда, терзала мысль о собственной неполновластности и зависимоти. Летом прошлого 148 года он даже попытался уехать из Хафродуга в Хал-мо-Готрен - город также принадлежавший людям, но не находившийся под столь сильным влиянием Гостомысла Ужасного. Наглые кочевники завернули его роскошный королевский поезд на первой же заставе. С тех пор Ульриг окончательно смирился и, казалось, забылся.
   Посмотрев в окно, бывший монарх покачал головой. Погода положительно не радовала его. Он встал и прошелся по комнате, вновь выглянул на улицу. Все было сплошь устелено снегом. "С этим надо бороться," - подумал паскаяк, сел за стол и с новыми силами принялся за работу. Размашистыми печатными буквами он вывел: "В связи с тяжелым положением на улицах и площадях столицы Вахспандии, города Хафродуга, кое вызвано непредвиденными погодными условиями: метелями, буранами и т.д. - повелеваю незамедлительно приступить к очистительной работе. По сему поводу приказываю вывести на улицы не менее сотни жителей и столько же варваров и кочевников, дабы нейтрализовать завалы," - Ульриг задумался, самодовольно улыбнулся - ему очень понравилось слово "нейтрализовать": красиво и солидно. Полюбовавшись написанным, он с самозабвением поэта продолжил работу. Строки указа виршами лились из-под расходившегося пера.
   
   -Повелитель, король Ульриг велел разослать сей указ, - кочевник протянул Гостомыслу свернутый свиток.
   Бессмертный взял его, развернул и прочитал.
   -Это приказ?
   -Да, повелитель. Вы видите - даже гербовая печать в углу.
   -Да, да, - бессмертный удовлетворенно хмыкнул.
   Руки в кожаных перчатках безжалостно разорвали грамоту и швырнули ее в мусорное ведро. Гостомыслу было чуждо милосердие. Зачем утешать смертных? Если Ульриг Третий потерял власть, значит, должен отказаться от всяких надежд. Не в натуре свергнутого царя Слатии было щадить чувства побежденных. Пусть знают, какие они ничтожества, и мирятся с суровой правдой.
   -Что передать королю, повелитель? - поинтересовался кочевник.
   -Скажи, что жители начнут очищать улицы, если захотят того сами. Слово Ульрига легко, как пушинка, а потому ему придется спокойно сидеть. Он бессилен что-нибудь предпринять против сил всемогущей природы, ибо того не могли сделать правители куда более могущественные, нежели он.
   Словно подтверждая слова бессмертного, за окном падал снег.
   Повинуясь жесту своего повелителя, кочевник бесшумно вышел. Гостомысл остался один. Он неспешно прошелся по комнате, сел за стол и уставился на его гладкую деревянную поверхность. Стол был привезен из Слатии, откуда бессмертного изгнали много лет назад. Также будет и в Вахспандии. Рано или поздно паскаяки начнут наступление, и тогда конец. В прошлом году Удгерф подготовил хороший флот и столицу будут осаждать и с моря, и с суши. Удержаться будет невозможно. Гостомысл знал это и не пытался бежать от истины, а потому с особенным наслаждением смаковал и растягивал последние недели своего правления в Вахспандии.
   Во второй половине дня он отправился осматривать достопримечательности замка Хок...
   
   Все было как обычно: в камине жарко пылал огонь, Дельфера с сыном Умафом сидела неподалеку, несколько героев боролись между собой на руках. Однако среди них не было самых именитых: могучего Дуфала, ловкого Пфедла и многих других. Урдаган также не появлялся, и король задерживался.
   Прошло полчаса. Королева начала волноваться и беспокойно перебирать складки плаща. Она поняла, что Удгерф опять что-то затеял. Как это на него похоже - ничего не сказав, не предупредив, пропасть на целый день. А она сидит и волнуется. Потом он придет и будет рассказывать о своих успехах и ждать ее похвал. Дельфера знала, что у нее найдутся нужные слова, чтобы обнадежить и приласкать мужа. Она его помощница и должна поддерживать во всех начинаниях.
   Раздались шаги и громкие, веселые голоса. Герои шумной толпой ввалились в зал. Крепкий Дуфал тут же устремился к борющимся, дабы отстоять свой титул непобедимого борца. Удгерф шел рядом с Урдаганом и Пфедлом Огненным и о чем-то горячо рассуждал. Бессмертный слушал бесстрастно, а Пфедл кивал, отчего его ярко-рыжие кудри забавно подпрыгивали, словно языки пламени.
   -Дело непростое, но, когда мы вернем Хал-мо-Готрен, восток будет за нами.
   -Я не подведу. С такими молодцами стыдно сидеть за стенами.
   -Тогда собирайся, Пфедл. Удачи тебе, но, коли на то будет воля Ортакога, завтра еще свидемся, - король дружески похлопал героя по плечу и направился к ожидавшей его жене. - Как поживает наш принц? - Удгерф склонился над колыбелью и пощекотал Умафа под брюшком. Малыш завертелся и задорно закричал.
   -Вот молодец. Настоящий боец!
   Дельфера улыбнулась: ей было всегда приятно, когда муж говорил о сыне. Удгерф завозился с ребенком, подхватил его, и прижал к своей широкой груди. Умаф цапанул отца за бороду.
   -Ух ты какой! - Удгерф подкинул сына.
   -Осторожно, не урони. Дай лучше мне, - Дельфера поднялась и осторожно приняла ребенка к себе на руки.
   Довольный, король уселся возле камина и выставил ноги вперед. Дельфера успокоила разыгравшееся дитя, положила его в колы- бель.
   -Зачем ты его все время укачиваешь?
   -Так ведь ночь уже.
   -Воин должен и ночью бодрствовать.
   Дельфера, вздохнув, покачала головой.
   -Ладно, ладно, - отмахнулся Удгерф.
   Некоторое время они молча смотрели на огонь. Сзади шумно возились герои.
   -Скажи, ты хочешь взять Хал-мо-Готрен? - наконец спросила Дельфера.
   -Ну и слух у тебя, - улыбнулся Удгерф. - Да. Это необходимо для победы над людьми. Думаю, Пфедл Огненный справится. Я дал ему семь сотен воинов.
   Дельфера задумалась, оглянулась на пламенно-рыжего героя, который уже беседовал с младшими воинами, набирая их в свой отряд.
   -По-моему, Пфедл вполне достойный герой. Ты сделал правильный выбор.
   
   Метель прекратилась. Ветер устал, и снег покорно улегся на землю. На небе толпились серые громады облаков. Они пытались заслонить солнце, но огненно белый диск непокорно вылезал из-за неровных щербатых краев.
   В крепости все было спокойно. Ворота охранялись, стены были прибраны и готовы отразить нападение, мрачная громада главной башни казалась неприступной.
   Анисим Вольфрадович находился на самом верхнем этаже. Он любил ветер и бурю, потому его не трогала установившаяся тихая и ясная погода. Теперь в дозоре были десятники, а Чародей сидел в крепости и проводил магические опыты. В последнее время он увлекся алхимией, ибо, по его убеждению, с помощью этой науки можно было создать некий материал, который одолел бы любого противника, даже бессмертного.
   Заглядывая в древнюю книгу, добытую им у Гостомысла, Анисим Вольфрадович медленно наполнял большую реторту дурно пахнущей зеленоватой жидкостью. Усы Чародея воинственно шевелились, выдавая в нем глубокое напряжение. Большой жилистой рукой он взял со стола коробочку, достал оттуда три щепотки белого порошка и аккуратно высыпал в реторту. Порошок растворился не сразу, но некоторое время плавал на поверхности и, только размякнув, пошел ко дну, смешиваясь с зеленой жидкостью и окрашивая ее в известковый цвет. Неотрывно наблюдая за метаморфозой, бессмертный вынул с полки мешочек и высыпал себе на ладонь два небольших желтоватых камешка.
   В это время на лестнице послышались шаги. В дверь робко, но часто застучали.
   -Я же сказал, меня не отвлекать! - Анисим Вольфрадович метнул злобный взгляд на вошедшего кочевника и тут же обратил свои горящие изумрудные глаза на реторту.
   -Чародей, не вели винить. Паскаяки рядом!
   Бессмертный досадуя сунул камешки в мешочек, с сожалением посмотрел на белесую жидкость. Со двора донеслись крики. Ни слова не говоря, Анисим Вольфрадович оттолкнул кочевника от двери и кинулся вниз. В несколько мгновений он оказался на стене. Оттуда открывался хороший вид.
   Снег расстилался до самого горизонта, сливаясь с голубоватым, в серой опушке облаков небом. Недалеко от крепости чернели избы двух деревенек. Дорога сиреневой бороздой вилась по полю, словно след от кнута на белоснежном теле земли. Чародей заметил движение. Через минуту бессмертный различил всадников на сомми, пеших и тряпицы знамен над войсковой колонной. Похоже, паскаяки направлялись не к крепости, то есть не на юг, к столице, а на восток.
   Анисим Вольфрадович отвернулся, уставился на очутившегося рядом с ним варвара.
   -Начальника кавалерии сюда! - рявкнул Чародей.
   Оторопевший варвар бросился исполнять приказание. Анисим Вольфрадович вновь обернулся к полю - вахспандийцы неспеша переползали от деревни к деревне.
   Начальник кавалерии явился быстро. Это был подвижный скелет в красивой кирасе.
   -Возьми два десятка солдат и скачи наперерез паскаякам. Разузнай, куда они идут.
   Слушая, скелет кивал и нетерпеливо хватался рукой за рукоять длинной кочевничьей сабли.
   -Скорее! - Чародей проводил начальника кавалерии мутным взглядом.
   Всю зиму бессмертный ждал дня, когда Удгерф начнет боевые действия, и вот он наступил. Но как неожиданно! Наверху в башне стынет и пропадает бесценная жидкость, весь опыт насмарку.
   Ворота чуть приоткрылись, выпуская рой всадников. Подстегивая брыкающихся лошадей, они врезались в снег. Утопая по грудь, кони неимоверным усилиями поднимались на дыбы, вырывались из сугробов и вновь проваливались. Бешенным аллюром кавалеристы помчались наперерез колонне паскаяков. Они обогнали их и, выскочив на дорогу, поехали впереди. Анисим Вольфрадович с неудовольствием наблюдал, как некоторые из паскаяков потянулись за луками и из колонны вырвалось несколько черных стрел. Два всадника упали. Начальник кавалерии увел свой немногочисленный отряд с дороги, но не отступил, ибо знал, что бессмертный перебьет их всех, если они не выполнят поручения.
   Отгоняя назойливых кавалеристов выстрелами, Пфедл Огненный двигался на Хал-мо- Готрен.
   
   Гонец запыхался и, припав к руке повелителя, не сразу смог подняться на ноги.
   -Господин, Чародей велел передать тебе, что сильный отряд вахспандийцев был замечен седьмого весмеса неподалеку от крепости, в которую ты изволил направить его. Чародей говорит, что паскаяки идут на Хал-мо-Готрен.
   Глаза Гостомысла Ужасного зловеще сузились.
   -Ступай.
   Гонец, шатаясь, вышел.
   В дверях он столкнулся с охранником. Стражник протиснулся в кабинет и доложил:
   -Еще один посланник.
   Гостомысл кивнул.
   Второй гонец оказался скелетом. Нижняя челюсть у него сильно дрожала, что мешало ему говорить:
   -Повелитель, комендант, поставленный тобой в Хал-мо- Готрене, просит помощи, ибо с запада движется большой отряд паскаяков... В самом городе неспокойно,.. затаившиеся бунтовщики оживились. Они заняли часть улиц.
   Бессмертный подался вперед:
   - Жаждете помощи, как путник в пустыне страждет воды. Сколько, коменданту нужно, чтобы подавить разбушевавшийся поток вахспандийских страстей?
   Гонец смутился, но быстро вспомнил слова своего начальника и выпа- лил:
   -Четырех тысяч будет достаточно.
   Гостомысл вдруг откинулся на спинку кресла и захохотал. Даже под толстой, темной повязкой, скрывавшей его лицо, стало заметно, как разверзся его рот:
   -Неплохо! Я рад помочь, но мое войско умалилось в два раза и у меня остались лишь пятнадцать тысяч, кои разметаны всемогущим ветром судьбы по всей Вахспандии. Надеюсь, коменданту известно, что две ты- сячи находятся под его началом в Хал-мо-Готрене.
   -Восставшие вооружены... Отряд вахспандийского короля уже, должно быть, под стена- ми...
   -Хал-мо-Готрен не удержать, - отрезал Гостомысл, - и за него комендант ответит головой. Ему недолго носить ее на плечах. Солнце не встанет семь раз, как она украсит копье одного из вахспандских героев. Так и передай своему начальнику. Скачи быстрее, а то не успеешь.
   Скелет замер в нерешительности - помощи он так и не получил. Гнев коменданта будет страшен, но бессмертный был страшнее, и посланник вышел.
   Гостомысл мысленно увидел огненно-рыжую голову Пфедла Огненного, окруженного верными соммитами, и коменданта, выскочившего ему навстречу. Бессмертный проследил, как предводитель паскаяков замахивается. Его топор опускается на голову коменданта, и ничто не в состоянии защитить от сокрушительного удара: ни щит, ни шлем. Это награда за безалаберность. Глуп тот, кто полагает, что можно не заботиться о завтрашнем дне. Судьба не прощает подобного, поэтому Гостомыслу было не жалко еще живого, но обреченного ко- менданта.
   
   Удгерф ворвался в покои, возбужденно жестикулируя и крича. Дельфера не сразу поняла, что он говорит. Потом смысл слов дошел до нее:
   -Победа! Пфедл взял Хал-мо-Готрен. Люди разбиты! Я знал, знал! - король махнул рукой и нечаянно свалил глиняный росписной сосуд.
   Раздался звон. С сожалением взглянув на разноцветные черепки, Удгерф тут же продолжил:
   -Потери один к пяти в нашу пользу. Пфедл потерял только полсотни. Правда, погибла еще сотня горожан, которые с оружием в руках поддержали нас. Две тысячи варваров уничтожены. Лишь небольшая горст- ка избежала справедливой кары!
   -Тише, - перебила его Дельфера. - Ребенка разбудишь.
   Впрочем, принц уже не спал. Прямо как отец, он болтал ручонками и требовательно просил еду. Дельфера вынула его из люльки, расстегнув тунику, подала грудь. Умаф удовлетворенно затих. Дельфера некоторое время смотрела на мужа. Ей стало неловко оттого, что она так одернула его, когда он был на вершине счастья.
   -Дура ты все-таки, - покачал головой Удгерф. - Ничего не понимаешь.
   -Пфедл Огненный не ранен? - из вежливости поинтересовалась Дельфера.
   -Нет, с ним все в порядке, - неохотно ответил Удгерф.
   За его спиной появился квадратный силуэт. Урдаган хлопнул короля по плечу и поднес огромный кубок с пенящимся элем:
   -Пей за победу!
   Он ничуть не стеснялся присутствия королевы и сам осушил половину предлагаемого кубка.
   -Подожди, Урдаган, я сейчас.
   -Час тебя ждать не будут.
   -Скажи, чтоб подождали.
   -Али?
   -Или я разозлюсь, - усмехнулся Удгерф.
   Бессмертный допил кубок и, отирая пену с усов, скрылся.
   Удгерф постоял некоторое время. Гнев и досада его улетучились, когда он посмотрел на жену с сыном на коленях. Ее густые рыжие волосы ниспадали на грудь, а большие глаза, прикрытые пушистыми ресницами, с трепетом взирали на ребенка. Она показалась ему олицетворением материнства.
   -Сегодня в Вахспандии будет праздник. Я решил устроить, - добавил Удгерф уже отвлеченно, как будто это было не главное.
   -В честь твоей победы я съезжу в храм Магдонора под Морфином, - примирительно закончила Дельфера.
   
   Ульриг был одним из последних паскаяков во всей Вахспандии, кто узнал о событиях под Хал-мо-Готреном. В первый момент радости его не было предела. Вернувшись в выделенный ему Гостомыслом дворец, он накинулся на стражника-кочевника:
   -Почему ты мне раньше не сказал, кретин? Ух! Злости на тебя не хватает! Пфедл - мой герой, мой любимый герой одержал такую победу! - Ульриг полез к кочевнику обниматься. - Дай-ка я тебя расцелую. Радуйся! Что ж ты стоишь как сноп?
   Солдат попытался отгородиться от назойливого паскаяка алебардой, но тщетно - Ульриг подмял его и сжал в своих объятиях.
   Облобызавшись со стражником, бывший король поспешил во дворец, где стал сочинять "Похвальную грамоту Пфедлу Огненному". В пылу он не замечал размашистых клякс, которые срывались с кончика пера. Фразы уже готовыми всплывали в голове. Однако, когда послание было готово, Ульриг вдруг вспомнил, что Пфедл не рядом с ним, а далеко на востоке и никто не отвезет ему грамоту. Бывший правитель отложил перо, подпер большую гривастую голову руками и впервые за много недель по-настоящему задумался. Кто он теперь? Никто. Да, Пфедл разгромил двухтысячное войско варваров под Хал-мо-Готреном, но это победа Удгерфа, а не Ульрига. Сын обошел отца. Теперь он по праву должен считаться властителем Вахспандии, державы, образованной Крейтером Великим. И Ульриг наконец смирился.
   
   
   Глава вторая.
   
   Зима отступала, оставляя слежавшиеся сугробы. Снег подтаивал и свалявшимся, серым мехом падал с веток деревьев, обнажая их сырую черную кору. Лед на заливе Тогок стал тоньше и отливал опасной синевой. Сквозь него можно было увидеть волнение скованной воды. Длинными белыми нитями протянулись первые трещины. Они постепенно ширились, и наконец в первых числах весдора лед раскололся. Освобожденная вода неудержимым потоком хлынула через образовавшиеся щели. Затопляемые льдины взволновались и заходили ходуном. Движение началось далеко от берега, в море, но потом охватило все пространство залива. Начался ледоход.
   Паскаяки разжигали костры, бросали горящие головешки в черные холодные волны, провожали зиму, уносящуюся на ледяных глыбах. Празднования длились целую неде- лю.
   С теплом освободились многие дороги и потянулись к Морфину отряды. Удгерф всех встречал и привечал, не обращая внимания на давние обиды. Ему было приятно видеть прибывавших к нему паскаяков: воинов и обычных крестьян. Все они горели решимостью и шли в Морфин защищать свою землю. Однако особенно король радовался, когда приходили соммиты, ибо у Гостомысла подобных воинов не было и единственным, что бессмертный мог противопоставить натиску слоноподобных ящеров, была магия. Войско Удгерфа росло с каждым днем, и если после Хафродугского сражения два года назад оно насчитывало шесть тысяч, то в весдоре 149-го - уже двенадцать.
   
   Перед королевским замком в Морфине было расчищено большое поле. Кое-где из последних сил цеплялся за землю снег. Почва была еще непрогретой и по утрам твердой как камень, но в теплый день расползалась, делаясь похожей на грязь. На поле высилось несколько десятков столбов. На некоторых из них были грубо вырезаны лица. На одном было написано "Гостомысл Ужасный", на другом - "Чародей". Рядом с угрюмыми серыми стенами королевского замка стоял, подбоченившись, Урдаган Хафродугский. Бессмертный с удовольствием наблюдал за тренирующимися паскаяками. Старые герои учили молодых владеть оружием, уходить от стрел, стреноживать всадников. Дрались деревянными мечами, но воины, изображавшие кочевников, отнюдь не поддавались, а сражались в полную мощь. Неопытные ополченцы еле успевали уворачиваться от ударов, пока наконец кто-нибудь из героев не приходил новичкам на помощь и не стаскивал разошедшегося "кочевника" с коня. На столбах упражнялись настоящим оружием, нападая поочередно.
   Урдаган смотрел, как несколько ополченцев с ожесточением набросились на "Чародея". Они кололи его, шыряли в бока, а деревянный болван молча стоял, пуча круглые глаза на обступивших его паскаяков. Бессмертный приблизился к упражнявшимся, тронул одного за плечо, взял у него топор и копье.
   -Хорошо нападать, когда враг не двигается, - Урдаган обвел ополченцев строгим взглядом. - Только, если он стоит, он яйца выеденного не стоит. Противник сам в бою нападает, а оттого бить надо сразу, чтоб наверняка.
   Держа в левой руке копье, а в правой топор, бессмертный несколько раз рубанул по воздуху, показывая, куда должна быть направлена сила удара. Паскаяки благоговейно следили за лезвием. Вдруг Урдаган подскочил, напрыгнул на "Чародея". Топор врезался в дерево, раздался треск - топорище обломилось, а лезвие осталось в истукане. Не растерявшись, бессмертный схватил копье обеими руками, чуть пригнулся и нанес прямой, лобовой удар. Наконечник копья до основания погрузился в тело "Чародея". Тогда Урдаган, мельком оценив крепость древка, потянул вверх. Ополченцы ахнули - восьмилокотный болван оторвался от земли и, насаженный на копье, поплыл над головами. Урдаган некоторое время подержал его в воздухе, любуясь своей работой, потом гряхнул о земь. "Чародей" раскололся пополам. Паскаяки закричали, глядя на поверженного, изуродованного врага.
   -Вот как! - бессмертный вернул копье ополченцу. - Славная штука. А вот топор никуда не годится.
   Непобедимый герой Дуфал, наблюдавший за всем со стороны, приблизился к Урдагану и пожал ему руку:
   -Хорошо ты его отделал.
   -Отделать - не сделать, - скромно покачал головой бессмертный.
   
   Удгерф с высоты крепостной стены окинул взглядом толпу. Она волновалась, колыхалась сотнями лиц. Все они смотрели на него. Удгерф набрал в легкие побольше воздуха и что было сил заорал:
   -Хей, свободные паскаяки! Доколе нам терпеть на своей шее жалких людишек? Мы - как огромный бык, который тянет на себе хилого заморыша, вместо того чтобы скинуть его. Долго ли нам ждать? Это позор, когда какой-то Гостомысл Ужасный - тот, кто не смеет показать своего лица, попирает нашу землю, когда он издевается над нашими женами и детьми! Свергнуть его!
   -О-а-а!! - заревела толпа.
   Король заметил, как вскинулись вверх тысячи рук и заблистало на солнце оружие.
   -Нас много - десятки сотен, так пойдем же в бой! Разобьем людей! - Удгерф говорил коротко, с частыми придыханиями, нещадно терзая голосовые связки. - Смерть тем, кто принес с собой смерть! Они сами выбрали свою судьбу! У нас уже есть прекрасный пример - Пфедл Огненный! Этот герой разбил две тысячи варваров! С семьюстами бойцами! Разве это не подтверждает нашу силу?! Да здравствует Вахспандия! Свободная Вахспандия! В бой, как это делали сотни лет до нас воины Крейтера Великого! Свобода! Ура!
   Крик короля был подхвачен и покатился по рядам. Войско зашевелилось, готовое прямо сейчас двинуться на Хафродуг. Глаза Удгерфа разгорелись, он всматривался в простые лица паскаяков и видел в них твердость, боевой запал. Они стремились на войну, и король понял, что никакая сила не сможет удержать их.
   
   Всадник с сожалением посмотрел на полукруглый обломок арки и на неровные бревна рухнувших ворот. Они были разрушены два года назад во время штурма Хафродуга. Новые ворота, сделанные небрежно и второпях, никуда не годились по сравнению со старыми. Створки еле держались, цепляясь железными петлями за развороченные гостомысловскими колдунами стены. Перекрытия наверху не было, лишь нелепо торчала половина расколовшейся арки. Зябко кутаясь в меховые накидки, показались несколько варваров. Отирая грязные лица, они уставились на приехавшего.
   Всадник выглядел необычно: вместо плаща на нем была простая, но добротная шинель из серо- зеленого сукна; на голове красовалась фуражка с высоким ярким околышем, а у седла, где должен был находиться колчан, висел длинный чехол, из которого высовывался деревянный приклад. Варвары знали, что это ружье - огненное оружие антимагюрцев. В надежде выпросить у сытого посланника несколько медяков, они кинулись к нему, стали хватать за полы шинели, показывать пальцами в рот:
   -Есть, есть, добрый человек!
   Антимагюрец презрительно фыркнул, схватился за чехол. Варвары, досадуя, отступили.
   -Откройте ворота, голодранцы! - приказал всадник, и варвары подчи- нились.
   Настороженно оглядываясь по сторонам, антимагюрец углубился в широкие хафродугские улицы. Ему не нравилась суровая, грубая архитектура паскаяков. Он привык к изящным фгерским домам, а большие старые здания с замшелыми стенами вызывали в нем отвращение и затаенный страх. Кое-где попадались деревца, и в кронах некоторых из них еще болтались грязные обрывки некогда красивых праздничных лент, вывешенных по приказу Гостомысла Ужасного в канун переговоров с Ульригом. Таял снег, и посреди улиц зияли дыры луж с черной, грязной водой. У стены одного из домов валялся лицом вниз паскаяк. Сначала антимагюрец подумал, что он мертв, но, подъехав, заметил, что просто пьян. Справедливое негодование переполнило антимагюрца: неужели Великий Гостомысл потерпит поражение от таких выродков, а сильнейший Антимагюр не найдет средств, чтобы помочь своему бессмертному союзнику?
   Человек вез неутешительные вести. Месяц назад Гостомысл просил у графа Роксуфа воинов, дабы противостоять королю Удгерфу. Сначала светлейший решил выслать корпус в триста стрелков, но затем передумал, ибо положение антимагюрцев во Фгере было шатким: их теснили дикие племена, а на Парзийском полуострове, засели крупные силы гхалхалтаров. Через посланника вице-король приносил извинения и соболезнования, но отвечал, что не может оказать Гостомыслу помощи. С трепетом ждал антимагюрец встречи с бессмертным, носящим прозвище Ужасного.
   
   Утро шестнадцатого июня было ясным. Вся равнина раскинулась как на ладони. Едва заметная зимой дорога ясно обозначилась на фоне зеленых полей. От самого горизонта по ней струилось вой- ско.
   Чародей пристально всматривался в идущих солдат. Их было много - гораздо больше, чем три месяца назад, когда паскаяки шли на Хал-мо-Готрен. Все воины не умещались на дороге, и многие брели рядом по траве. Над пехотинцами горами возвышались неприступные соммиты. По бокам войска ехали на рослых скакунах вахспандийские кавалеристы. Паскаяки приблизились к одной из деревушек, расположившихся на равнине. Анисим Вольфрадович вперился взглядом в далекие строения. Быстро наводнив тесные улочки, паскаяки показались с другого конца поселения. К ним присоединились и некоторые окрестные жители. Вахпандийцы прошли огородами, затем вступили на дорогу. Чародей сжал кулак: сомнений не было - враг двигался на Хафродуг. Бессмертный обернулся, изучая громаду главной башни. Крепость должна была на некоторое время задержать наступающую лавину. Главное, передать вести Гостомыслу Ужасному.
   Анисим Вольфрадович призвал к себе начальника кавалерии. Скелет уже не хватался за дорогую кочевничью саблю, а слушал, молча уставившись в пол. Он понимал, что вылазка три месяца назад была забавой перед тем, что предстояло ему сейчас. Тогда на карту был поставлен только Хал-мо-Готрен, сейчас под угрозой оказался Хафродуг.
   -Возьми десять воинов-скелтов. Они лучше, чем люди, - начал Чародей. - Скачи, что есть сил. Довезешь Гостомыслу весть: паскаяки выступили. Меня в Хафродуге ждать дня через три, - Анисим Вольфрадович посмотрел на готовящихся к бою людей. - Да, пожалуй, дня через три. К тому времени все будет кончено.
   Начальник кавалерии сочувственно взглянул на обреченных защитников. Они тащили на стены ящики со стрелами и дротиками. Один проворный лучник взобрался на крышу главной башни и уже прицеливался. Внизу раздался невеселый смех. Скелет перевел взгляд на бессмертного, который один должен был спастись, и подумал: "Разве, кроме Чародея, никто не достоин жизни?" Однако начальник кавалерии тут же отогнал эту мысль. У него не было времени думать о смысле бытия и о его сокрытых законах. Он сам еще не покинул крепость, и, быть может, не достигнет Хафродуга. Возможно, его настигнет паскаячья стрела, ведь погибло же шесть всадников три месяца назад.
   Скелет попрощался с Чародеем и направился вниз, на ходу надевая тяжелый шлем. Ему никак не удавалось застегнуть ременные застежки - пальцы соскальзывали. Наконец он справился. Во дворе его обступили обеспокоенные варвары.
   -Разойдитесь! - прикрикнул он на них.
   Повинуясь не столько его голосу, сколько взгляду горящих из- под забрала глаз, солдаты расступились. Скелет узнал нескольких своих подчиненных и обратился к ним:
   -Десятеро отправятся со мной. Мы должны будем доехать до Хафродуга и передать Гостомыслу Ужасному вести, - начальник неопределенно махнул рукой в сторону севера, откуда наступали вахспандийцы.
   Кавалеристы понимающе закивали.
   Их командир взглянул на главную башню, в которой провел последний год своей жизни. Какое старое и неприглядное здание, а теперь стало вдруг жалко его покидать. Было как-то стыдно в спешке, впопыхах отдавать врагам. Взор скелета переместился на светлое голубое небо - ни облачка. Хороший день. Десять всадников уже ждали его. Он влез на подведенного ему коня, почувствовал, как волнуется под ним живое тело породистого скакуна, как натянулись под белой шкурой мышцы. "Ну, вперед, и да поможет нам разум," - подумал начальник кавалерии и тронул поводья.
   Ворота открылись - стал отчетливо слышен шум, доносящийся с равнины. Громыхая, паскаяки приближались к крепости. Всадники быстро выехали. Начальник окинул взглядом поле: вахспандийцы были уже недалеко и отрезали дорогу на восток, но на юг путь был еще свободен.
   -Скорее! - скелет подстегнул коня.
   Всадники перешли на галоп.
   Начальник не видел паскаяков, но по гикающим восклицаниям позади понял, что их заметили и за ними началась погоня. Свободная рука скелета инстинктивно сжала рукоять сабли. Паскаячьи жеребцы, долго ехавшие в такт медленному движению пехотинцев, взяли резво. Начальник обернулся - первое, что бросилось ему в глаза, были несколько вахспандийцев мчавшихся уже совсем рядом. Еще с десяток людей-львов неслись с востока, думая отрезать скелетов от дороги на Хафродуг. Пригнувшись к развевающимся конским гривам, они злобно зыркали и что-то кричали. Все это пронеслось быстро, ибо начальник кавалерии вновь отвернулся, уткнувшись лицом в шею коня. Небо над головой дрожало. Равнина превратилась в бушующее море, а кочки и пригорки - в волны. Брызгами летела из-под копыт грязь. Сабля в бешеной пляске билась о бок. Скелет не знал, сколько паскаяки намереваются преследовать их, и с замиранием следил, как слабеет под ним конь. Пока он не сбавил бега, но опытный наездник уже приметил, что исчезла прежняя легкость. Начальник непрестанно оборачивался, оценивая расстояние. Оно медленно, но неумолимо сокращалось. Проклятые бестии! Вахспандийская порода! Эти огромные лошадяки настигнут их!
   Передний паскаяк скакал совсем рядом. Один из скелетов, развернувшись вполоборота, вскинул лук. Блеснула на солнце тетива - паскаяк с криком рухнул на землю. Второй вахспандиец налетел на упавшего товарища и чуть замешкался, потеряв время. Нужно было оторваться. Обернувшись к одному из своих, начальник крикнул и указал назад. Кавалерист кивнул, натянул поводья. Начальник увидел, как всадник осадил коня и стал поворачивать. Больше - ничего. Все пронеслось в бешенной скачке. Отряд начал таять. Останавливаясь, скелеты по одиночке пытались задержать врагов.
   Внезапно морда паскаячьего скакуна очутилась совсем рядом. Начальник увидел воздетый меч. Рука скользнула к сабле. Вспыхнув на солнце, кривой клинок отвел удар. Паскаяк и скелет неслись бок о бок. От ветра черная грива вахспандийца разлетелась, смазавшись в темное пятно. Скелет не различал лица своего противника, но рубил под рукоять меча, надеясь ранить врага в кисть. Сабля едва не вылетела из руки начальника, но паскаяк грохнулся наземь и исчез под копытами коней. Однако скелет на успел обрадоваться. В тот же момент его конь вдруг замер, врос в землю. Уже заваливаясь назад, начальник сообразил, что другой паскаяк, настигший сзади, перешиб его жеребцу задние ноги. Отчаянно взмахнув саблей, скелет вперился взглядом в высь. Чистое голубое небо и ослепительный росчерк сабли. Ее дуга, последняя вспышка. Полет кончился. Начальник кавалерии упал в грязь. Голова его неловко подвернулась.
   
   Удгерф в сопровождении героев и бессмертного Урдагана объезжал крепость. Она была выстроена паскаяками, добротно и на века. Главная башня мрачным истуканом возвышалась над укрепленными стенами. Король прикинул в уме, сколько надо времени, чтобы взять крепость. Сначала выйдут маги, которые должны будут слегка потрепать гарнизон огнем. Через день-другой, когда в стенах появятся широкие бреши паскаяки пойдут на штурм.
   -Посмотрите, ваше величество, - один из героев указал на крышу главной башни. - Видите, там лучник.
   Удгерф взглянул на черную на фоне голубого неба зубчатую вершину башни и различил крохотный силуэт.
   -Может выстрелить, - продолжил герой.
   -Может, и может, - согласился ехавший неподалеку Урдаган.
   Бессмертный с неудовольствием взирал на крепостные укрепления. Он помнил, как триста лет назад король Гундибальд строил этот замок. Могли ли они тогда предположить, что придется штурмовать с такой любовью возведенные стены, что придется разрушать их.
   -Не поджигайте крепость. Лучше побейте видимых лучников, а я разберусь с остальными.
   -Надо быть осторожным, Урдаган, - предупредил Удгерф. - Ты слышал, окрестные жители говорят, что в замке рыжий бессмертный. Думаю, это Чародей.
   -Думай, король, а я буду крепость вручную брать. Грех нам свои же стены рушить. Не одобрит такое всемогущий Ортаког.
   Удгерф посмотрел на мрачное сооружение, ожидавшее своего приговора, и сказал:
   -Атакуй, только, как заберешься внутрь, открой нам ворота. Я пущу соммитов. Главное, Урдаган, отвлеки Чародея. С кочевниками и варварами мы справимся, а скелеты, глядишь, все уж на поле порубаны.
   
   Гостомысл смотрел на большие стенные часы. Они были украшены тускло отсвечивавшей в полумраке комнаты позолотой. Круглый циферблат отображал миниатюрную карту мира. Часы бессмертному подарил антимагюрский король Малькольм. К сожалению, это была единственная помощь от Антимагюра.
   Стрелка трещиной ползла по циферблату. Гостомысл проследил, как она поравнялась с рисунком Вахспандии и закрыла Хафродуг. Бессмертный посмотрел в окно. Темнота поглотила весь мир, как будто гигантская стрелка и вправду повисла над городом, заслонив собой солнечный свет, как будто осталась одна комната, в которой находился бывший царь Слатии и бывший правитель Вахспандии.
   Половина второго. Стрелка не ускоряла свой ход, но и не замедляла его. Ей было все равно, что Гостомысл доживал последние часы своего короткого, двухлетнего царствования. Бессмертный хорошо помнил свой триумф: взятие пограничных крепостей, продвижение без потерь до самой столицы. В памяти его запечатлелось и Хафродугское сражение. Несмотря на всю храбрость паскаяков, поле боя осталось за ним, а через две недели он покорил столицу. И все же уже тогда победил Удгерф, ибо он сохранил за собой силу. Кто бы мог подумать, что своенравный и тщеславный принц, горящий жаждой подвигов, отступит вместо того, чтоб сражаться до последнего. Как бы желал Гостомысл увидеть поверженного Удгерфа, пусть для этого пришлось бы положить тысячу варваров. Но нет, принц стал королем.
   Самым страшным для педантичного бессмертного были не потери, а то, что он не мог понять, где совершил роковую ошибку. Когда Гостомысл ставил опыт и он не получался, всегда отыскивалась какая-нибудь неточность, которая объясняла неудачу. Здесь все было иначе, ибо каждый шаг был правилен и точно выверен, но вместе они привели его к поражению. Иногда Гостомыслу казалось, что не было ошибок, было лишь предопределение: его громадная армия была обречена с самого начала. Разве можно с армией огалтелых кочевников и алчных варваров покорить Вахспандию - страну вольных паскаяков? Теперь бессмертный отвечал: "Нет".
   Стрелка приближалась к двум. Минула половина ночи. Что нес с собой следующий день? Гостомысл задумался. Два скелета, прорвавшиеся через паскаяков, доложили, что Чародей остался на севере оборонять крепость, но дар предвидения подсказывал, что Анисим Вольфрадович прибудет завтра. Бессмертные встретятся и решат отступать. Вечером будут разосланы по предместьям гонцы. Через день-два остатки войска соберутся в Хафродуге. Удгерф будет уже близко, и они в спешке покинут город.
   Оставалось решить, куда направиться дальше. На юге в степях было слишком жарко, мало еды и питья. Половина кочевников разбредется по домам. На западе в лесах подстерегают опасные трясины и алчные твари. Друзей там не найти. Единственным спокойным местом казался Антимагюр. Он находился близко и должен был помочь. Гостомысл разобьет нескольких варварских вождей, которые докучают Роксуфу и укрепится на их территориях. Это, по крайней мере, временное пристанище.
   Вдруг словно молния поразила Гостомысла. В глазах померкло, и неумолимая сила толкнула его вперед. Впившись в подлокотники кресла, он незрячими зрачками уставился в темноту, из которой яркими вспышками налетели на него незнакомые лица."Великий князь! Мы выступим в поход! Битва произойдет под Телгардом! Я, император могущественной Империи гхалхалтаров, признаю Гостомысла Великого правителем всех скелетов востока," - голоса смешались. И говорящие: люди, гхалхалтары, скелеты, эльфы, паскаяки слились в одно сияние. Вспыхнув, оно исчезло.
   Гостомысл ничего не видел, но постепенно его глаза стали привыкать к темноте. Свеча на столе погасла. Во мраке тускло отсвечивал круглый циферблат часов. С того момента, как он потерял ход своих рассуждений, прошло чуть более минуты, но бессмертному казалось, что минуло столетие. И тут Гостомысл понял, что он прав, ибо само время разверзлось перед ним. Он увидел грядущие события, но не на несколько дней вперед. Век пронесся перед ним, и многие, обращавшиеся к нему, еще не появились на свет.
   
   Кочевники сноровисто седлали коней. Вскакивая в седла, всадники древками копий и ногами подгоняли животных, неслись к южным воротам. Нагруженные мешками варвары спешили за ними. Иногда из мешков на дорогу падало награбленное добро. Возбужденные вахспандийцы собирались в толпы, с плотоядным блеском в глазах наблюдали за людьми, и те, руководимые инстинктом самосохранения, бросали упавшие вещи и догоняли ушедших вперед товарищей. Жители осмелели, кричали, спорили. Такого не было за все два года правления Гостомысла Ужасного.
   -Прочь, грязные свиньи! - во все горло орал, взгромоздившись на брошенную телегу, паскаяк в замызганной, разорванной до пупа рубахе.
   Он был пьян и еле держался на ногах. Более осторожные горожане пытались унять его и стащить с телеги, но он не унимался. Отбиваясь от обступивших его, паскаяк грозно потрясал кулаком, бил себя в грудь и чудом не падал вниз.
   Услышав оскорбления, один из варваров замер, шагнул к разошедшемуся патриоту и выдернул из-за пояса палицу. Однако тут человек заметил, как до того спокойные вахспандийцы потянулись к кинжалам. В их лицах завоеватель уже не нашел смирения. Они могли драться и убить его. Варвар плюнул, с досадой спрятал оружие и двинулся дальше.
   Последний мирный год развратил солдат. Они не воевали, а только грабили население. Войско опустилось, и одежда людей выглядела странно. Поверх изношенных штанов и видавших виды курток была намотана прекрасная дорогая парча. Чтобы захватить побольше, варвары и кочевники нацепляли на себя женские браслеты, кольца, серьги.
   Чародей, прибывший в Хафродуг два дня назад, командовал большим орядом. Его рыжая грива выделялась в толпе черных кочевников и белых скелетов. Озираясь по сторонам, Анисим Вольфрадович смотрел, не остался ли кто в городе. На отдельных людей ему было наплевать, но потерю в суматохе нескольких корпусов Гостомысл бы ему не простил.
   -Где сотня кочевников Хасада? - спросил он у продиравшегося через толчею скелета с отличительным значком гонца.
   Тот передернул плечами:
   -По-моему, Хасад остался на севере. Повелитель поручил ему прикрыть отступление.
   -Хорошо, - успокоился Чародей.
   
   Хасад расположил свой отряд в одной из небольших деревень в пяти минутах езды от Хафродуга. Сдерживая бьющегося под ним жеребца, он следил за тем, как приближались паскаяки. Они шли растянутой цепочкой, вперевалку и, похоже, не ожидали сопротивления. Хасад обернул загорелое лицо к стоявшим позади него всадникам. Его черные глаза пробежали по рядам кочевников: все были бледные и молчали. Они знали, что бой будет неравным. Им надо было продержаться не более четверти часа, но за это время вахспандийцы могли перебить их всех.
   Паскаяки были совсем рядом. Хасад понял, что дальше ждать нельзя, ибо люди дрогнут. Он приосанился, привстал в стременах - в тяжелый момент предводитель должен стать примером для подчиненных. Выхватив саблю, Хасад перемахнул через низкий частокол и ястребом устремился на врага. Его всадники с гиканьем бросились вслед. Засвистели стрелы.
   Непобедимый герой Дуфал, ехавший впереди пехотинцев увидел надвигающийся отряд. Он был небольшим, но выскочил неожиданно. Впереди несся статный кочевник в красивой белой одежде. Дуфал не задумываясь саданул скакуна пяткой в бок и поскакал навстречу отважному человеку. Тот, узнав в вахспандийском герое достойного противника, не стал уклоняться от поединка, но наоборот шибче пришпорил коня.
   Хасад и Дуфал мчались друг на друга. Человек кричал, размахивал саблей, пытаясь придать своим приотставшим людям храбрости. Дуфал молчал, тяжеленный меч в его могучей руке не двигался, пальцы крепко сжимали массивную рукоять. Всадники сшиблись. Сабля кочевника образовала сверкающий полукруг, настолько быстр был удар. Меч паскаяка не дрогнул. Хасад пронесся чуть вперед, как вдруг заметил, что его противник не проскакал дальше, а разворачивается. С малых лет общавшийся с лошадями, Хасад сорентировался мгновенно - он поднял коня на дыбы и не дал герою зайти к себе в спину. Кипучая сила сына степи столкнулась с холодной непреклонностью северянина-паскаяка и... разбилась о нее. Молниеносная сабля кочевника не выдержала страшного удара. Разрубленный человек рухнул под копыта коня. Бой был окончен. Кочевники заметили гибель своего предводителя и обратились вспять. Вслед им пролетели несколько стрел.
   
   Люди покинули город.
   Ульриг спустился на первый этаж дворца и выглянул во двор. Потрескивая, горели веселые костры. Вокруг них сидели могучие паскаяки и паскаячки. Возле валялись уже порожние бочонки, и стояли еще неначатые. Резво бегали дети. Разгоряченные крепким элем, в разных концах двора выступали три оратора. Они орали столь громко, что речи их были непонятны, но благодарная публика выражала громкое одобрение даже не разбирая слов. Седоволосый скальд запел песню о походе Крейтера Великого, и ему стали протяжно подвывать паскаячки. Потом замычали и паскаяки. Чувствовался праздник, и Ульригу самому захотелось выбежать из дворца, вскочить на брошенные бочки и обратиться к народу. Однако пробудившееся в нем благоразумие советовало ему прежде встретиться с сыном.
   Бывший король вернулся в кабинет, прошелся от окна до двери, присел. Каков теперь его сын? Такой же, как прежде? Нет, наверное, сильно изменился, возмужал. И славно. Ведь какого молодца взрастил! Слава Вахспандии!
   Громогласный рев заглушил пение скальда. Ульриг поднялся и выглянул в окно. По улице двигались воины. Все - вошли! Народ бежал к солдатам, обнимал их, как родных.
   -Избавители вы наши!
   -Объединим наши усилия!
   -Эй, красавица, поцелуй-ка меня!
   И Ульриг засмеялся, до того весело стало у него на душе.
   В криках он вдруг отчетливо различил слово "Удгерф". Все кричали: "Удгерф!" Значит, его сын был уже рядом. Какой он?
   Снизу послышался шум. Потный, пьяный охранник вбежал в ка- бинет и заорал:
   -Король Удгерф!
   Ульриг накинулся на паскаяка:
   -Да что ж ты докладываешь, истукан. Где он? Быстрее!
   Охранник испугался, подался назад, и тогда старый король увидел сына. Он сначала не узнал его. Удгерф и вправду очень изменился за три года. Густая борода, строгий монарший взгляд, неприметная морщина, появившаяся на лбу, сделали его старше. Ульриг даже оробел, но молодой правитель улыбнулся и шагнул навстречу, раскрыв объятия:
   -Здравствуй, отец. Надеюсь, между нами нет обид?
   -Да о чем ты говоришь? - изумился Ульриг. - Эх, будь ты помладше, выпорол бы тебя за такие слова!
   Удгерф захохотал, привлекая отца к себе, и они крепко, по-паскаячьи, обнялись.